Ехать туда, куда их везут, и ловить момент, который поможет им с полной уверенностью сдать все козыри в одни руки.

— …ясно, сука?! — Голос рыжей пробился через раздумья блондинки. — Всё так и будет. И никак иначе. Это я тебе обещаю!

Она наконец-то заткнулась и отвернулась от Лихо, уставившись в окно. И почти тут же Сфинкс начал принимать влево, останавливая внедорожник возле серого здания с четырьмя ребристыми колоннами у входа.

— Приехали. — Виктория открыла дверь, обернулась на Лихо. — Шевелитесь, бойцы! Можете эту тварь Молоху в немного непрезентабельном виде представить: уронить там разков эдак пять-шесть. Мордой обо что-нибудь твёрдое. А скажем, что так и наличествовало. Ей не привыкать.

— Угомонись, — Сфинкс вышел из машины, захлопнул дверь. — Не всё сразу. Если Молох разрешит — поиграешь. Это уже не твоё личное, это теперь наше. Пошли.

Блондинке сноровисто заломили руки, загнув носом в землю, и повели следом за удаляющейся парочкой. Последнее, что она успела рассмотреть до того, как ей оставили для обзора лишь собственную обувь, это надпись на фасаде здания, расположенная чуть выше карниза с незатейливой лепниной. «Театр имени А. С. Пушкина».

Позади было слышно, как глохнут моторы подъехавших машин, и Лихо немного приободрилась тем, что их не собираются поодиночке развозить по городу неизвестно куда. Есть шансы, есть! Не может не быть, мать вашу! От дедушки ушли, от бабушки слиняли, зайцу уши на заднице мёртвым узлом завязали. Что нам целый город мутантов? — ничего серьезного, право слово. Если бы на мосту знать, что этот хренов Сфинкс отчебучит такое… Тогда бы ещё неизвестно, кто кого. Ладно, поживём — увидим.

Потом был полутёмный вестибюль, в котором народу было в избытке, определить это не мешал даже ограниченный обзор. Царившая там суета была насквозь деловой, на них почти не обратили внимания, если не считать нескольких похабно-циничных шуточек, посвящённых блондинке. Как водится, касающихся обеспеченного ей непременно прискорбного будущего. Конвоиры Лихо никак не реагировали на высказывания, молча продолжая топать вперёд. Лихо еле успевала передвигать ноги и старалась дышать через раз и ртом: амбре было нещадным, по сравнению с которым не стиранные с неделю портянки Шатуна пахли как изысканнейший женский парфюм.

Спустя полминуты воздух резко посвежел. Стало посветлее, и, скосив глаза вбок, Лихо увидела ряды кресел, мимо которых её вели.

«Зрительный зал. — Блондинка зашипела сквозь зубы: один из мутантов немного переборщил с давлением на её руку. — Сдаётся мне, наступает торжественный момент свидания с главным постановщиком спектакля, носящим название „Жизнь и смерть в Мутантограде“. С Молохом. Почему не с Люцифером?»

— Дражайшая Виктория не может без сюрпризов! — Голос, донёсшийся спереди, был звонким и молодым. — Не устаю поражаться её кипучей энергии, полностью направленной на благо нашего общего дела. Кто на этот раз? Лазутчики или заурядные агитаторы? А может быть, даже коварные душегубы, явившиеся одним махом оставить угнетённые народные массы без руководства? Раскройте же мне эту зловещую тайну! Я жажду узнать ответ!

Лихо, прослушавшая эту тираду, от которой за версту несло бездарной театральщиной, чуточку ошалело покрутила головой, насколько позволяла её нынешняя поза. Во всём сказанном, несмотря на некоторую несуразность, не было ни капли притворства.

— На этот раз — просто субъекты с плохим воспитанием. — Рыжая была полностью серьёзна. — Но при попытке указать на их недопустимое поведение и наставить на путь исправления повели себя самым недостойным образом. Если бы не Сфинкс…

— А я так полагаю, что от недостойного поведения до яростного отрицания наших заслуг и грядущих достижений — один совсем незаметный шажочек. — Голос приблизился и теперь звучал как будто сверху. — Поэтому я считаю, что вы поступили совершенно правильно, доставив их сюда. Давайте поближе, я хочу видеть их лица. Они должны знать, на пути какого свершения встали! Прошу на сцену!

«Всякого повидала, но с сумасшедшим первый раз общаться придётся, — смятенно подумала блондинка. — Если, конечно, он пожелает общаться. Слушая человека, вещающего про какие-то пока ещё неведомые свершения с такими интонациями, впору поверить, что деактиватор у тебя в кармане — вещь совершенно никчёмная. И все наши стремления — это какое-то сущее недоразумение, к которому даже стыдно прикладывать какие-либо силы. Тут даже не мания величия… Что делать-то? Впрочем, есть одна мыслишка. Во всяком случае — попробовать стоит».

Её спешно промчали мимо кресел и протащили по ведущим вверх ступеням, на которых она лишь чудом умудрилась не споткнуться. Остановились.

— Отпустите её. — Голос стал устало-повелительным, но по-прежнему отдавал всё той же плохо отрепетированной пьесой без названия.

Отданную команду выполнили без промедления. Захват исчез, и Лихо медленно начала разгибаться, пытаясь пошевелить руками. Руки были в общем-то целые и слушались, пусть пока и не в полной мере. Кроме умозаключения, что ей всё-таки ничего не сломали, она сделала простой и в то же время ценный вывод. Из которого следовало, что Молох — если, конечно, это был он — пользовался непререкаемым авторитетом, несмотря на весьма эксцентричную манеру изъясняться.

Раздался звук шагов, и первое, что увидела ещё не до конца разогнувшаяся блондинка, — это ботфорты. Добротные, со шпорами, идеально начищенные.

Штаны-кюлоты. Ярко-алый камзол с бросающимися в глаза следами мелких починок. Широченный кружевной воротник. Небольшой, округлый подбородок, тонкие губы, немного приплюснутый нос с возбуждённо раздувающимися ноздрями и — глаза. На распрямившуюся блондинку смотрели ослепительные белки глаз без каких-либо признаков радужки, зрачка, кровеносных сосудов… Они казались неживыми, словно не доведённая до ума заготовка для большой фарфоровой куклы, неведомыми путями попавшая к живому человеку.

Но она готова была поспорить с кем угодно, поставив на кон «Горыныча» против засохшего мазка грязи на собственных штанах, что эксцентричный визави видел её. Непонятно как, но видел.

Брови были под стать глазам — тонкие, белесые, как будто выцветшие до предела. Как и короткий ёжик волос, топорщащийся как-то беспорядочно, словно никогда не водил знакомство с расчёской. На вид Молоху было столько же, сколько и Книжнику. Ну, может — на год-полтора больше.

Мальчишка. Сумасшедший в костюме мушкетёра, выражающийся слогом второразрядного провинциального актёришки. Стоящий на заброшенной сцене, беспорядочно уставленной кусками разномастных декораций, никак не стыкующихся друг с другом. Властелин целого города, битком набитого самым непредсказуемым материалом. Молох.

— Так-так… — Молох оглядел Лихо сверху донизу. — И всегда у всех — одни и те же эмоции. Изо дня в день. Право слово — начинает набивать оскомину. Что вы увидели во мне необычного, позвольте спросить? Только давайте чистосердечно, безо всяких увиливаний и нюансов.

Что он подразумевал под «нюансами», Лихо могла только догадываться, но её дар снова молчал, из чего следовало, что сам «мушкетёр» не видит в своём облике ничего из ряда вон выдающегося.