– Так вы считаете, что он все же ряженый?

– Это почти философский вопрос, Ларочка, – отвечал Павел Адольфович после некоторого раздумья. – Мы могли бы назвать этого заблудшего, присвоившего себе священнические одеяния, ряженым, если бы вокруг все остальные ходили без личин на лице!.. Но ряженых много! Не мое это дело туда вмешиваться, но разве в самой церкви, которая сейчас столько твердит о возрождении и духовном воскресении, все пастыри праведны? А эти драки в алтаре, эта коммерческая деятельность, эти освящения казино и тому подобных заведений!..

– Не хочу, честно говоря, в это углубляться, – вполне искренне призналась Баскакова. – Как вы верно подметили, я служу в таких организациях, где стараются избегать обобщений. Распространять частный вывод на все – это, знаете ли, чревато большой кровью. И так уже бывало… Мне бы о бритеньком этом что-нибудь узнать… – прибавила она просительно.

– Выйти на него хотите?

– А почему бы нет?

– Да, он молод, крепок, – завел свою песнь песней Павел Адольфович.

– Нужен он мне! – почти ненаигранно возмутилась Лариса. – Мне бы выяснить кое-что…

– Ну хорошо! – Валторнист-филателист прихлопнул ладонью по альбому для марок, который лежал перед ним. – На вашу честность – и я буду честно. Не знаю я его!

Выдержал паузу. Но и Лариса тоже умела держать паузу.

– Только догадываюсь. И недаром про «Булавинские ведомости» у вас спросил. Его, священника безбородого, должен знать завсегдатай рубрики этой… Вот…

Павел Адольфович полез в ящик стола и вытащил оттуда нечто, похожее на небольшой кляссер. Но когда раскрыл, оказалось – это альбом для визитных карточек. Полистав его, он извлек оттуда прямоугольник невероятного сиренево-фиолетового цвета с золотыми буквами.

– Держите. Этот человек обязательно знает… А уж сумеете разговорить его… своими чарами воспользоваться… так – попутного ветра! Или, как сейчас шутят, ветер вам в карму!

Баскакова с небольшим изумлением вчитывалась в золотящиеся на фиалковом фоне строчки…

«Доктор энергоинформационных наук… региональный президент Межконтинентальной Академии развития и репродукции человека… Руководитель Центра нетрадиционной медицины…» Далее на визитке значилось и вовсе умопомрачительное и вместе с тем рассчитанное на какую-то почти интимную доверительность: «…потомок врачевателей эпохи Ивана Грозного…»

– Виктор Сергеевич Вантеев, – произнесла она вслух имя неведомой ей фигуры, оснастившейся такой фантастической визиткой. Внимательно посмотрела на филателиста: – Шарлатан, конечно?

– Ах, Ларочка! Не заставляйте меня делать то, чего я страшно не люблю, – рассказывать бородатые анекдоты! Помните обезьяну на берегу реки, которая приговаривала: «Дура не дура, а свои деньги каждый день имею!» Можно ли назвать шарлатаном человека, который построил себе недавно роскошный особняк совсем недалеко от парка – самый центр Булавинска, как вы понимаете! Свои деньги он имеет! Очень неплохие деньги.

– А где его можно ухватить? Не в особняк же к этому энергоинформационнику заявляться? Можно и не выйти!

– Думаете, погрузит вас в астрал? – не очень хорошо улыбнулся Павел Адольфович. – Он и на людях появляется… Насколько помню, послезавтра вечером выступает в Доме культуры «Геолог». По своей программе… И билеты совсем недорогие – от пятнадцати до сорока.

– Ничего себе! – вырвалось у Ларисы. – Неужели дураки найдутся?!

– Будьте уверены. Я вам даже посоветовал бы купить билеты загодя. С рук-то, накануне представления, будет дороже!

– Ну спасибо за совет. Значит, вы считаете, что проще всего будет поймать его после концерта…

– Ну или в антракте. Как сумеете! Вы женщина-бой!

– Понятно. В переводе на привычный язык: бой-баба! И на том спасибо. А других каналов, чтобы как-то этого священника ухватить, больше нет? А то слишком замысловато получается…

– Я ничего больше вам подсказать не могу. Вантеев этого священника знает. Должен знать.

– Ну хоть как его зовут?

– Ларочка, я старый человек с хрупкими уже костями. Я очень бы не хотел оказаться с переломанными руками и ногами. И хотя знаю, что вы хорошая девочка и сохраните наш разговор в тайне, все же я должен умолкнуть. Более того, если бы я не был знаком с вами так долго и не представлял ваш железный характер, я бы и вам порекомендовал свернуть это дело. В части, касающейся священника.

– А если я осторожно? – несколько растерянно спросила Лариса Матвеевна.

– Ну разве что осторожно. Но до каких пределов должна эта осторожность доходить, вам, наверное, лучше меня расскажет, если вы, конечно, найдете с ним общий язык, репортер «Ведомостей» Кушнарев. Алексей Иванович. Он, кстати, пытался подготовить статью о Вантееве.

– Почему – пытался?

– Вот он вам и расскажет, если захочет…

Павел Адольфович пристально посмотрел на Ларису.

– Эх, Ларочка! Вы же понимаете, насколько способны сделать со мной все, что угодно!

– Павел Адольфович! – укоризненно произнесла Баскакова в ответ на эту не совсем складную фразу. – У меня еще молодая память, и я не давала вам повода…

– Ларочка, Ларочка! Ведь есть еще и мое воображение, а оно неукротимо, – проговорил приторным голосом старый нахал, но, предупреждая ее возмущение, быстро закончил: – Этого, в рясе, кличут отец Эдуард. Он не булавинский, из области. А теперь уходите, иначе я не совладаю с собой…

Не стремясь разобраться, что имеет в виду ее престарелый ухажер-консультант, Лариса так и сделала, как он просил.

Но затем, несколько раз прокрутив в памяти этот разговор, она так и не смогла все-таки ухватить направление, куда тянутся нити от этих новых фигур.

С одной стороны, последние фразы валторниста показывали, что дело с Николаевым не ограничивается только Булавинском. Эти фразы проясняли многое и в том, почему так жестко – а с профессиональной точки зрения топорно – обошлись вначале с Новицким, а затем с Андреевым. С другой стороны, намек многословного знатока местных сплетен на то, что писавшаяся статья о Вантееве была спрятана ее автором в ящик, если вовсе не разорвана на мелкие клочки, тоже говорил о немалом.

Лариса знала Кушнарева по редакционным посиделкам у Льва Чащина. Он был лет на десять их старше, сам себя называвший младшим шестидесятником, человек довольно неуравновешенный, на которого нередко накатывало, как любил шутить Лева, состояние вселенского плача. Тем не менее Кушнарев всегда сохранял ясную позицию справедливости по отношению к тому материалу, который шел для статьи. Он страшно не любил всякие скандальные разоблачения, сенсации – все то, на чем его младшие и менее щепетильные коллеги делали себе имя, а зачастую и славу. Кушнарев предпочитал, как он говорил, раскопки. Лариса вспомнила, что в одном из разговоров кто-то упомянул о юношеских мечтах Кушнарева стать писателем. «Литературные неудачники – страшная вещь», – тогда подумала Баскакова.