Созидаются, если говорить конкретно, гармоничность, разумность, понятность и удобство социальных отношений человека на протяжении времени. Особую важность имеет в этом контексте представление Сартра об унификации и объединении личной жизни. Без использования этого понятия социальный анализ сводит жизнь к собранию ролей, которые надо усвоить, к ожиданиям, которые надо реализовать, или к структурным позициям, которые надо занять, т. е. к человеку, который есть совокупность его ролей, Homo sociologicus Ральфа Дарендорфа. Некоторые последние работы, посвященные конструированию субъектов дискурсами и созданные под влиянием Альтюссера и Фуко, очень близко подходят к этому понятию.

В своей книге «Бытие и ничто» Сартр трактует историю жизни как унификацию, которая подчинена единому принципу, структурирующему множественные следствия некоторого исходного, системообразующего выбора. В Главе 9 уже говорилось о том, что подобная точка зрения упрощает представление о личности и упускает из виду значение противоречия. Даже в модели Сартра предусматривается множественность исходных выборов. Но важнее то, что сложности жизни личности возникают в результате структурных противоречий, которые выходят за пределы жизни отдельного человека.

Однако сколько бы ни было известно подробностей о данной жизни, жизнь личности остается непонятной, если не принимать во внимание структурные основания практики. Поразительным примером тому служит попытка дать исчерпывающую картину личности, предпринятая Робертом Уайтом в работе «Течение жизни» («Life in progress»). Уайт осуществил масштабное лонгитюдное исследование, проследив жизнь трех нормальных американцев из высшего класса, начиная с годов ученичества и заканчивая зрелым возрастом. Он провел с ними колоссальное количество психологических тестов, а также использовал интервью и эссе. Это исследование столь же детально, сколь и тривиально по своим результатам. Поскольку в нем отсутствуют вопросы относительно структуры, которые помогли бы организовать материал, оно эклектично, невыразительно и слегка сдобрено идеологией естественного роста, присущей концепции жизненного цикла.

Полной противоположностью ему является проведенное Фрейдом исследование русского представителя высшего класса, так называемый случай Человека-волка. Следует отметить, что Фрейд ни в грош не ставил теорию социальной структуры, но как терапевт он был исключительно чувствителен к влиянию структуры на динамику личной жизни. Человек-волк – это клубок противоречий, и его личность противоречива потому, что предъявленные ему элементы эмоциональной жизни невозможно было уложить в связное и внутренне согласованное целое. Очевидно, что классовые отношения между крестьянами и помещиками в предреволюционной России были напряженными. Описываемый случай показывает, как эти отношения накладывались на гендерную динамику, проявляясь в амбивалентности отношений между мужем и женой; в разделении труда между слугами, ухаживавшими за детьми, и прочей челядью; в соперничестве между девочками и мальчиками, чтобы выстроилось домохозяйство, которое для маленького мальчика превратилось в минное поле. Мой опыт интервьюирования в исследовании историй жизни свидетельствует, что представление о противоречивых основаниях жизни личности служит полезным обобщением, применимым к значительному числу случаев. Жизненные ситуации, предъявляемые формирующейся личности, аморфны и неудобоваримы, унификация обычно трудна, а иногда и вовсе невозможна. Формирующаяся модель жизни личности часто характеризуется внутренней бессвязностью, несогласованностью или разрывами. Сартр не принимает во внимание, что практика унификации, подобно всем другим практикам, может оказаться неудачной. Некоторые теоретики даже предполагают, что современное общество требует от личности внутренних разрывов. Лэнг в своей работе «Политика опыта» утверждает, что именно таким образом достигается нормальность в сумасшедшем обществе. В этом же ключе высказываются некоторые феминистские критики внешнего вида, который формируется в соответствии с канонами конвенциональной фемининности.

Жизнь человека – это не монада без окон. Люди осознают себя, делясь своими опытами прошлого и настоящего с другими, ведь мы «члены друг другу», как говорит апостол Павел (Послание к Ефесянам, 4: 25). Подобные опыты сопереживания могут быть столь же интимными, сколь интимны истории любви или брака, известные только двум вовлеченным в эти отношения людям. Но они могут быть и такими же публичными, как заседания парламента.

Коллективная практика несводима к сумме индивидуальных практик. Строго говоря, вообще не существует такой вещи, как индивидуальная практика. Это словосочетание является продуктом абстрагирования от ткани реляционного поведения. Даже мастурбация предполагает социально сконструированные фантазии, техники полового возбуждения и какое-то минимальное сообщество, в котором мастурбирующий человек становится объектом своего собственного катексиса.

Таким образом, личная жизнь – это тропа через поле практик, следующих целому ряду приемов коллективной логики и реагирующих на целый ряд структурных условий, которые обычно накладываются друг на друга и часто друг другу противоречат. Неудивительно, что теории жизни личности, которые реифицируют индивидуума и его черты, такие как теории черт характеров и шкалированные концепции гендера, обсуждавшиеся в Главе 8, дают очень слабое представление о реальности. Структура личности не является структурой предмета. Это один из способов унификации разнообразных и часто противоречивых практик.

Так, понятие личности логически согласуется с понятием института, являющегося другой эмпирической унификацией практик. Гендерный анализ личности должен быть направлен на тот же самый репертуар структур, что и гендерный анализ институтов (см. Главу 6). Определенные усилия в этом направлении уже прилагаются. Так, анализ структур катексиса весьма популярен в классическом психоанализе. Наброски анализа структур власти были сделаны Шуламит Файерстоун, а также психоаналитиками, интересовавшимися колониализмом: Октаве Манони и Францем Фаноном. Наименее популярен анализ личности в терминах структуры труда, хотя в зачаточном состоянии он содержится в работах немецкого психолога Фригги Хауг и теоретических трудах Эдмунда Салливана (Канада).

Модель практики может показаться подвижной, если она формулируется в терминах системообразующих противоречий и диалектики, напряженностей, многослойности и исторических трансформаций. Если у нее на протяжении долгого времени сохраняется одна форма, то это обусловлено тем, что для этого сохранения предпринимается множество усилий. Жизнь семьи Принсов, о которой говорилось в Главе 1, служит тому примером. Другой аналогичный пример – модель, обнаруженная нами в результате исследования семей бизнесменов и профессионалов в работе «Менеджеры и их жены», написанной Дж. М. и Р.Э. Пал (Pahl). В некоторых семьях личная жизнь их членов поддерживается в соответствии с определенным порядком благодаря колоссальному труду жен, которые не имеют собственной карьеры, но работа которых представляет собой непременное условие для внешне самостоятельного успеха их мужей.

Однако кроме этого важно фиксировать потенциал устойчивости данной организации практики. Там, где она воплощает в себе доминирующие социальные интересы, она формирует мотивации для приложения значительных усилий по защите status quo. Сила антифеминистских настроений среди мужчин, о которой пишет Уильям Дж. Гуд, иллюстрирует эту ситуацию. Личность не формирует (constitute) социальные интересы, а воплощает в себе отношения личности к социальным интересам, которые могут оказывать столь же сильное влияние, как мотивы. К таким отношениям относятся защита, идентификация, преданность и страх. В том случае, когда эти отношения пересекаются в жизни связанных друг с другом людей, формируется модель, способствующая защите от сильных стрессов. Вероятно, наиболее известный пример этого – стабильные браки.