Эти изменения не могли автоматически привести к формированию новой фемининности, но они, безусловно, преобразовали поле, в рамках которого формируются половой характер и отношения между разными типами фемининности. Прославление нормативной нуклеарной семьи в середине XX века и апофеоз домохозяйки, описанные Гейм и Прингл в очерке «Формирование австралийской семьи», послужили попыткой разрешения этих проблем с помощью новой модели утрированной фемининности. Тем самым проблему профессиональной занятости предлагалось разрешить посредством сознательного выбора работы по хозяйству как жизненного пути, даже как «карьеры», в духе концепции, пропагандировавшейся журналами вроде «Ридерз дайджест», адресованными состоятельным женщинам. Проблему конкуренции предлагалось решать путем устранения женщин из сфер занятости мужчин, что уравновешивалось бы путем вложения капиталов в домашнюю сферу и облегчения домашнего труда, скажем использования новых технологий типа холодильников. Поэтому средства массовой информации делали акцент на современной домашней хозяйке как некоем новом феномене. В то же время весьма целенаправленно была изменена концепция брака, из которой была преднамеренно устранена идея конкуренции. В популярной литературе 1950-х годов, посвященной браку, особо подчеркивались такие моменты, как партнерский брак (companionate marriage), чувство единства и проведение времени всей семьей.

На одном уровне эта модель была навязана женщинам социальными интересами, стоявшими за подобными решениями проблем, не в последнюю очередь интересами производителей домашней техники, которые проводились через новые техники массовой коммуникации. На другом уровне это было подлинное решение проблем профессиональной занятости и конкуренции, к которому многие женщины приходили вполне сознательно.

Решение обозначенных нами проблем оказалось исторически преходящим. К 1970-м годам женщины, чье детство и отрочество пришлось на 1950-е, составили основные движущие силы нового феминизма. Дороти Диннерстайн в своей книге «Русалка и минотавр» предлагает замечательное психодинамическое объяснение этого феномена в Соединенных Штатах. Она подчеркивает амбивалентность либерального родительства, приведшего к формированию поколения мужчин 1960-х годов, принадлежащих к новым левым. Это поколение смогло порвать с государством и его истеблишментом, но не со своими мужскими прерогативами. Либеральное родительство также привело к формированию женщин, которые, начав с участия в радикальных студенческих и антивоенных движениях, стали переносить этот новый опыт и идеи на проблемы своего собственного отчуждения от политической власти.

Более горькую интерпретацию диалектики возникновения феминизма можно увидеть у Файи Тейлор, австралийской преподавательницы, у которой мы взяли интервью в процессе нашего исследования школ. Во время нашего разговора она стала вспоминать историю своей семьи:

Из этого содержательного текста следует, что феминизм (а точнее, либеральный феминизм, т. е. единственное направление феминизма, с которым только и знакомо большинство учителей) является своего рода регулятивом фемининности в духе Донзело – Фуко. Когда приходит конец прямой сегрегации сфер деятельности мужчин и женщин, то возникает косвенный контроль, поскольку женщин начинают сравнивать с мужчинами, тогда как изначально они находятся в неравном положении, и поэтому такое сравнение для них невыгодно.

Независимо от того, правильно ли Файя подходит к данному вопросу, изложенная ею история семьи как раз и иллюстрирует возникновение конкуренции женщин с мужчинами как проблему формирования фемининности. Хотя не существует никакой феминистской личности, вполне вероятно, что типы фемининности, которые сформировались в процессе исторического развития и создали современный феминизм, основаны на общей для них личной стратегии: вступлении женщин в конкуренцию с мужчинами. Очевидно также, что другие типы фемининности, основанные на отказе от конкуренции, по-прежнему формируются. Габриэлье Кэри (Gabrielle Carey) и Кэти Летте (Kathy Lette) в своем автобиографическом романе «Подростковый блюз» прекрасно схватывают полярность этих типов фемининности. Книга заканчивается таким эпизодом: две героини, которые, подобно другим девушкам, проводили время на пляже, прихорашиваясь и поджидая, пока мальчики, занимавшиеся серфингом, обратят на них внимание, покупают дешевую доску для серфинга и пускаются по волнам сами. Другие девушки остаются на пляже.

Личность как объект политики

Обсуждать личность как объект политики (politics of personality) – значит вступить на опасную территорию. Слишком близко к ней лежит проблема тоталитаризма. Авторитарные режимы любых мастей в ХХ веке предпринимали упорные попытки контролировать воспитание и внешний вид своих граждан. Либеральные критики тоталитаризма, такие как Ханна Арендт, описывали и страстно осуждали вмешательство государства-партии в личную жизнь людей.

Однако либеральные режимы занимались тем же самым, что и тоталитарные. Маркузе в книге «Одномерный человек» описывал общий процесс культурного и психологического манипулирования человеком в Соединенных Штатах. Эта аргументация может быть привязана к конкретным социальным институтам типа школ. Массовое школьное образование в Соединенных Штатах начиная с конца ХХ века и до настоящего времени характеризовалась упорной пропагандой политического режима страны и критикой его противников. В качестве небольшого примера приведу некоторые заголовки из учебников истории, которые использовались в моей (относительно либеральной) школе в Нью-Йорке в 1959 году: