На неоднократно прозвучавшие заявления Чикобавы о необоснованности четырехэлементного анализа, Чемоданов ответил в том смысле, что сама по себе теория Марра и в этой части верна, так как у древнейших предков человека гортань была не приспособлена к речи, точно так же, как она не приспособлена к ней у современных обезьян. Поэтому звуковая речь могла зародиться только в форме диффузных звуков, и здесь Марр прав, но были ли этими первичными звуками те самые четыре комплекса, которые выявил Марр, это не доказано. Важны не эти элементы сами по себе, а указание Марра на принципиальное различие звуковой сигнализации животных и первичной человеческой речи, заявлял Чемоданов: «Следует отметить, что Н.Я. Марр всегда подчеркивал, что человеческая речь начиналась не с отдельных звуков, а со значимых комплексов. Это с самого начала определяло качественное отличие звуковой стороны человеческой речи от криков животных». И хотя сейчас никто не способен повторить поэлементный анализ Марра, но от этого он, по мнению Чемоданова, не более сомнителен, чем методы традиционной сравнительной фонетики. С последним утверждением Чемоданова вряд ли можно согласиться, поскольку сам Марр, особенно в конце жизни, не отрицал плодотворности сравнительно-исторических методов исследования языков одной семьи (по его терминологии, одной стадии развития), одновременно подчеркивая, что его палеонтологический (поэлементный) анализ носит универсальный, а не стадиальный характер. Со своей стороны, я вынужден все же отметить, что, как бы ни старался Чемоданов убедить читателя в научной обоснованности элементного анализа, ни его предшественникам, ни тем, кто писал об этом позже, это так и не удалось. Вопрос же о том, ставит ли это под сомнение всю концепцию развития языка и мышления Марра, для меня остается открытым.

Статьи двух других авторов, Серебренникова и Санжеева, опубликованные в том же вкладном листке «Правды», Сталин также прочитал внимательно. На двусмысленной статье молодого преподавателя МГУ, будущего академика, а пока кандидата филологический наук Б. Серебренникова «Об исследовательских приемах Н.Я. Марра», заявившего сначала, что гениальный Марр основывает свою стадиальную теорию развития языка на базе марксистской теории стадиального развития общества, Сталин дважды написал раскатистое: « ха-ха », « ха-ха ». Но когда затем автор, развернувшись, отметил, что четырехэлементный метод не может считаться марксистским, он нарисовал очередной круг, перечеркнутый внутри крест-накрест, то есть котел. Серебренников сосредоточил свою критику все на том же четырехэлементном анализе, на трудмагической теории происхождения первичного языка, на идее всеобщего скрещивания языков. Один из главных аргументов был сформулирован так: «Академик Н.Я. Марр, очевидно, забыл, что каждое слово современных языков по своей внешней форме представляет верхний ярус, покоящийся на других исторически пережитых ярусах, часто по своему внешнему облику резко отличающихся от позднейшего состояния. То, что сходно сейчас, могло быть несходным в древности». При этом он попытался использовать классические марровские примеры, цепочку «бор» – «хлеб» – «желудь» – «голова», но в прямо противоположном смысле, то есть отрицая всякую семантическую связь между ними. Критикующий кандидат наук не понимал или сделал вид, что не понимает идею академика, который намеренно отказался от сопоставления «внешней формы» слов-звуков (как это практиковалось в классической компаративистике) и настаивал как раз на раскрытии исторических наслоений значимостей в слове,(в «пережитых ярусах», по терминологии Серебренникова), а не только в их звуковом оформлении. Как водится, не обошлось и без политических обвинений – неправильный научный метод Марра, оказывается, «льет воду на мельницу врагов марксизма, которые считают марксистские положения вообще недоказуемыми. Так что это далеко не пустяк, как думают некоторые товарищи». После завершения дискуссии Б.А. Серебренников сделает блестящую научную и административную карьеру и до конца своих дней будет упорно бороться с «рецидивами» марризма {394} .

Из статьи профессора Г. Санжеева, специалиста в области монгольских языков, Сталин взял себе на заметку только ссылку на две страницы из «Немецкой идеологии» Маркса и Энгельса {395} . Статья Санжеева называлась «Либо вперед, либо назад». Позиция Санжеева, похоже, понравилась Сталину не столько своей аргументацией, которая в целом была близка к позиции ведущих марристов. Санжеев прямо назвал себя «учеником и последователем Марра», презрительно отозвался об «индоевропеистах», которые «часто чувствуют себя вольготно». Санжеев заключительным пассажем, скорее всего, невольно подсказал Сталину идею новой идеологической установки: «Либо вперед от Марра – под сияющие своды марксистско-ленинской науки о языке. Либо назад от Марра – в прошлое: к Марру ли 1922 г., к которому как будто бы зовет нас проф. Чикобава, или, что еще хуже, в застойное болото буржуазного языкознания. Третьего (например, марризма) пути быть не может». Автор очень уж мудрено выразился, причем так, что намекал на какое-то одному ему ведомое будущее, преодолевающее марризм. Сталин, как и сам автор, не заметил, что здесь намечены не три, а четыре возможных исхода. Но Сталину понравилась сама идея полностью отказаться и от марризма во всех его модификациях, включая и ту, дореволюционную, к которой призывал вернуться Чикобава. Санжеев одновременно с отказом от марризма призвал отказаться от скатывания «в болото буржуазного языкознания». Думается, эта своеобразная «диалектика» укрепила Сталина в мысли принять личное участие в дискуссии с обоснованием «марксистского» языкознания. За эту «подсказку» Санжеев очень скоро будет вознагражден личным посланием вождя через «Правду» и тем самым будет причислен к героям-победителям марризма. Санжеев в первые, послемарровские годы проявит себя очень активным публицистом от лингвистики, так и не преодолевшим марристской философии языка. В числе немногих ему будет дозволено интерпретировать языковедческие работы вождя.

Следующую серию из трех статей, вышедшую 30 мая 1950 года, Сталин просмотрел бегло. Оставил без знаков внимания крикливую публикацию одного из официальных марристов, ученого секретаря Президиума АН СССР профессора Ф. Филина, с ходу «повесившего» на антимарристов ответные ярлыки: «Формально-сравнительный метод дает все основания для его использования расистами, признают это его защитники или нет». И еще: «Формально-сравнительный метод сводит к нулю языковое творчество народа, его самобытность и представляет широкую возможность для всякого рода космополитических упражнений». Русист Филин громил всякого рода «домыслы» о германизмах в русском языке, что, по его мнению, равносильно идее о культурном превосходстве германцев над славянами. Филин в отличие от некоторых своих коллег-марристов хорошо улавливал направление нового, национально ориентированного политического курса, но, видимо, рассчитывал и на этот раз использовать для встречного маневра все ту же интернациональную марристскую концепцию. И эта особая способность к улавливанию новых политических веяний поможет ему не только сохраниться после разгрома «школы Марра», но и достичь значительных административных высот в постсталинское время.

На статье действительного члена АН Армении Гр. Капанцяна «О некоторых общелингвистических положениях Н. Марра» (того самого, которого В. Кружков и Ю. Жданов готовили в жертву как антимарриста), Сталин сделал несколько глухих помет. Отметил мнение армянского ученого о том, что к яфетическим языкам следует отнести семитские языки, а к прометеидским – греческий, что уже совсем фантастично. Взял себе на заметку резкий протест автора против четырехэлементного анализа, отметил сноски на работы Марра, а главное – отчеркнул знаменательную фразу Марра о том, что в далеком будущем человечество достигнет такой стадии, когда сможет обмениваться мыслями без помощи языка {396} . Здесь перед Сталиным открывалась перспектива уличить Марра в том самом идеализме, в котором при жизни так любил обвинять буржуазных лингвистов-компаративистов автор яфетидологии. Если возможна передача мыслей без языка, то для «подлинного» материалиста невооруженным глазом был виден отрыв мышления от его «материи». Похоже, что с этого момента Сталин решает затронуть в своей статье и эту сложнейшую проблему. Марр утверждал, что мышление без языка не только будет возможно в далеком будущем, но и то, что процесс очеловечивания в далеком прошлом начался с проблесков мышления вне фонетического языка, примерно так, как у современных глухонемых людей. Интеллектуальный опыт бывшего семинариста Сталина восставал против понимания языка вне слова. Слово же он воспринимал только как произнесенное, как звук, а язык только как язык фонетический.