– Ты умеешь кричать, Джорджи? – тихо прошептал незнакомец. – Умеешь? Я на это надеюсь. Потому что люди выложили кучу денег, чтобы послушать, как ты сегодня вечером будешь кричать.

– Вот он, – указала Джессика. – Дом престарелых, в котором живет Рак.

«Вольво» остановился перед зданием из красного кирпича, окруженным облетевшими деревьями и зарослями крапивы. Унылый зал ожидания, прежде чем занавес опустится навсегда.

– Как долго здесь находится Альберт Рак? – спросила Джессика.

Прист пожал плечами:

– Понятия не имею. Но ему сейчас сто три года.

Они припарковались на дорожке у главного входа. Прист изучил информацию об этом месте в Интернете. «Прайори» позиционировался как частный дом престарелых, обитатели которого наслаждаются жизнью в объятиях Господа. До этого они, по-видимому, прозябали где-то у него за спиной.

– Не очень-то приятно тратить свое наследство на жизнь в таком унылом месте, – заметила Джессика.

– Все зависит от источника наследства, – возразил Чарли. – Медсестра, с которой я общался, очень мне помогла. Разум Рака по большей части ясен, у него лишь изредка случаются приступы буйства.

Совсем как у моего брата… мы с ним прекрасно поладим.

Внутри «Прайори» был таким же скучным, как и снаружи.

Когда Чарли и Джессика подошли к стойке приема посетителей, сидящая за ней медсестра улыбнулась:

– Чем я могу вам помочь?

– Вы Лина? Кажется, где-то час назад я говорил именно с вами.

– Верно! Как хорошо, что вы заскочили. Вы пришли к Берти, да?

Чарли улыбнулся в ответ:

– Да. Позволите?

– Ну конечно!

Лина проводила их по коридору с бежевыми стенами мимо ряда открытых дверей. Из комнат подозрительно поглядывали обитатели дома престарелых, пьющие чай или читающие газеты, но большинство из них просто спали.

Джессика шепнула спутнику на ухо:

– Какую часть своих расследований ты ведешь с помощью флирта?

– Примерно половину. А может, и больше.

– И какую же ложь ты придумал, чтобы нас сюда пустили?

Они дошли до двери в конце коридора. Та была закрыта, и надпись на ней гласила: «А. Рак».

– Никакую. Я просто сказал, что я священник.

– Он здесь, – сообщила Лина, осторожно постучав в дверь и проводив гостей внутрь. – Берти, к вам пришли.

В кровати лежал тщедушный старик. Он не спал. На Приста смотрели тусклые глаза, но было непонятно, видит ими Рак или нет.

Чарли подошел к кровати, Джессика держалась сзади.

Прист заговорил, только когда убедился, что дверь, щелкнув, закрылась и Лина удалилась в сторону приемной, стуча каблуками.

– Мистер Рак?

Ответа не последовало. Его грудь методично поднималась и опускалась. Если бы не это, можно было бы подумать, что он умер.

– Мистер Рак, моя фамилия Прист, а это Джессика Эллиндер. Мы частные детективы. Не могли бы вы с нами поговорить?

Старик моргнул.

– Мне нечего вам сказать. – Голос у него оказался на удивление чистым.

– Вы знаете, зачем мы пришли? – спросил Прист.

Рак засмеялся и закашлялся.

– Конечно, знаю. Вы хотите, чтобы я рассказал вам о Клетке. Все этого хотят. Хотят, чтобы я рассказал, как мы обращались с пленными, как победили в войне. Все вы одинаковы.

Прист посмотрел на Джессику и вскинул бровь.

– Вообще-то мы пришли сюда, чтобы поговорить о Еве Миллер.

Рак какое-то время сверлил гостя немигающим взглядом, затем с отвращением отвернулся.

– Оставьте старика в покое, мистер как вас там. Я устал.

– Как и я, мистер Рак. Но я хочу поговорить с вами о «Поденке».

Молчание.

– Я буду краток. Если хотите, я буду задавать вам вопросы так, что вы сможете отвечать только «да» и «нет».

– Ни одна из ваших фраз, мистер Прист, не заставит меня говорить с вами о чем бы то ни было. Так что поберегите дыхание.

Чарли вспомнил завещание Евы Миллер. Вся информация о Раке сводилась к его званию – полковник.

– Пожалуйста, полковник. Это вопрос жизни и смерти.

Рак наморщил лоб и сел.

– Что вы сказали? – прохрипел он.

– Я сказал, что это вопрос жизни и смерти.

– Нет, до этого.

– Я сказал «пожалуйста, полковник», – неуверенно произнес Прист.

– Откуда вам известно мое звание? Его не знает никто. Я никогда им не пользовался.

– Вы полковник Альберт Рак, сэр?

– Верно. А что вы там сказали – вы кто?

– Меня зовут Чарли Прист.

– Мм, понятно. И вы хотите поговорить о…

Чарли достал из кармана пиджака небольшой конверт и отдал Раку. Старик взял его трясущимися руками, открыл и высыпал содержимое перед собой на кровать.

– Это послали вам? – хмуро спросил он.

– Это послали моему другу. Вы знаете, что это такое?

– Конечно, знаю. Ритрогена германика из рода Эпеорус, более известная как мартовская коричневая поденка.

Полковник Берти Рак сидел прямо и выглядел куда бодрее, чем можно было бы ожидать от человека ста трех лет. Он протянул руку, пошарил в тумбочке, достал конверт и, открыв его, перевернул.

– Они послали мне ее несколько дней назад, – пояснил он. – Это приглашение. Больные ублюдки.

– Возможно, вам следовало бы начать с самого начала, – сказал Прист.

Рак покачал головой.

– Сперва посмотрим, из какого теста вы сделаны, мистер Прист. – Он несколько секунд помолчал, словно пытаясь собраться с силами. – Скажите, что подвигло нацистов на окончательное решение еврейского вопроса?

– Нацисты считали себя потомками арийцев, расы господ, и стремились убрать загрязнения из генофонда – в этом и состоит суть евгеники. Речь, разумеется, шла не только о евреях, но и обо всех, кого они считали неполноценными, – о слабоумных, болезненных, психически нездоровых. Их называли дармоедами.

Старик чуть склонил голову.

– Верно. Значит, вы время от времени читаете книги, но это неполный ответ.

– Что вы имеете в виду?

– Это лишь отправной пункт извращенной идеологии Гиммлера, но это не объясняет того, что кажется мне самым большим вопросом того кровавого конфликта. А именно – почему, когда положение Германии в ее войне с союзниками стало безнадежным, нацисты вместо того, чтобы тратить ценные ресурсы на транспортировку солдат и военной техники, тратили их на перевозку евреев в газовые камеры. Поезда были набиты обреченными на уничтожение, хотя могли бы перевозить немецких солдат. Почему нацисты, упустив возможность укрепить свою оборону, продолжали везти евреев в лагеря смерти? Это бессмысленно, разве что ответ на этот вопрос куда сложнее, чем предполагаете вы.