Благодаря рассказу священника, он вспомнил. Вспомнил, как шёл по улицам Ансени, не зная толком – куда именно, оглядывался по сторонам, будто надеялся увидеть в проходивших мимо него людях Тристана и его сестру. И так ходил он довольно долго. Уже начинало смеркаться, люди попрятались в своих домах, а он всё не сдавался и продолжал поиски, хотя любому стало бы понятно, что они окончатся провалом. Если мальчик или мадемуазель Бринье так же, как и он, бродили где-то в городе, то, как только стемнело, они наверняка где-то спрятались. И вероятность на них наткнуться была слишком мала.

Тут-то, видимо, он и столкнулся с кем-то. Всё случилось очень быстро. Кто-то напал со спины, но ему, безоружному, удалось отпрыгнуть в сторону за секунду до того, как его пронзили бы мечом. Противников было, кажется, двое. Один, однако, почему-то стоял в стороне, а вот второй, как бы ни сопротивлялся Клод, вскоре оглушил его. И, выходит, подумал, что Клод мёртв. Иначе какой был смысл нападать на него? Явно не за тем, чтобы бросить у монастырской ограды.

Клод потёр лоб. До сих пор мучила головная боль, да и всё произошедшее запутало его окончательно. Конечно, он не имеет права требовать от мадемуазель Бринье объяснений, почему за ними охотятся. И, тем не менее, – разве не должен он узнать, во что ввязался, взявшись им помогать? Ведь гораздо легче ему будет, если он поймёт, против кого идёт. Действовать вслепую было не для него. Ему нужно было чётко знать, что, как и почему. Однако если сестра Тристана не пожелает ему рассказать их историю, он не в силах требовать от неё этого.

– Как вы собираетесь их искать? – снова нарушил его размышления отец Бенедикт.

Клод поднял на него свой взгляд и задумался: а может ли ему помочь чем-то святой отец? Он-то, во всяком случае, знает этот город. Правда и самому Клоду приходилось здесь бывать два раза, но он останавливался только на ночь, и потому, можно сказать, что Ансени был ему совершенно не знаком.

– Завтра воскресная месса, – оповестил его тем временем священник. – Я мог бы устроить вам встречу с судьёй нашего города. Мало что проходит мимо его глаз и очень вероятно, что он знает что-то о ваших спутниках.

Клод не очень обрадовался его словам. Конечно, с одной стороны это неплохо, с другой – насколько он мог судить из своего опыта общения со служителями порядка – толку от них мало. Да и не хотелось ему связываться с судьёй, поскольку при любом раскладе так просто выбраться из города потом не удастся. Лучшим бы было найти девушку и её брата самому. Но он не был настолько уверен сейчас в своих силах, чтобы пренебрегать какой бы то ни было помощью.

– Это было бы очень кстати, – сказал, наконец, Клод.

– Я рад, что вы согласны, – отступил отец Бенедикт. – А пока отдыхайте и набирайтесь сил.

Он уже почти вышел, когда Клод остановил его.

– Спасибо вам за всё. И извините за причинённые неудобства.

– А я думал, не дождусь от вас этих слов, – пошутил вдруг священник и затем вышел, оставив Клода одного.

Клод несколько секунд смотрел ему вслед, а затем перевёл взгляд на висевшее распятие. Он никогда не был особенно набожным. И мессы посещал только потому, что так нужно делать всем верующим. А сейчас он отчего-то чувствовал большое желание прочесть молитву о том, чтобы найти мальчика, чьё жизнелюбие ему так импонировало, и его сестру… Просто потому что она женщина. Женщина, которую каждый уважающий себя рыцарь должен защищать.

* * *

Беатрис смахнула одинокую слезинку и глубоко вдохнула.

Так должно было случиться. И она сама приложила к этому руку. И они этого заслужили. На самом деле заслужили. Нет причин расстраиваться. Но почему-то ни один из этих доводов не успокаивал её. И долго сдерживаемые слёзы, как бы ни старалась она удержать их, потекли по щекам.

Она обхватила плечи руками и зажмурилась, желая выбросить из памяти последние несколько часов. Она никогда прежде не была в здании суда. И, хотя знала все законы, никогда особо не задумывалась о тех людях, которые их нарушают и вынуждены платить по счетам.

Но у неё был выбор. Она могла не подписывать ту бумагу. Могла отказаться, но предпочла уступить натиску судьи. И тогда ей казалось, что она поступает правильно. Или то ей внушил Жерар Рошер. Но после сегодняшнего дня она не могла успокоиться. Потому что эти люди не заслужили такого наказания. Это было слишком жестоко. И неправильно. Хотя бы потому, что она солгала. И добровольно согласилась на обман, организованный судьёй.

Она пыталась успокоить себя тем, что такова цена за его помощь. И он, в самом деле, помогал ей! Его слуги прочесали за эти несколько дней весь город, но не нашли ни единого следа Тристана или Клода. Они словно сквозь землю провалились! И Беа боялась с каждым днём всё сильнее. Куда они могли запропаститься? Вот так просто покинуть Ансени, когда она осталась здесь? Если Клода она почти не знала и могла предположить, что он оставил её здесь, то Тристан – она была в этом уверена – сделал бы всё в его силах, чтобы отыскать её. А если его вообще нигде в Ансени нет, это может означать, что случилось самое плохое…

Но о таком Беа запрещала себе думать. Она пыталась уверить саму себя, что всё будет хорошо, что Тристан обязательно отыщется и что они смогут благополучно выбраться из этого города и так же благополучно добраться до аббатства Нотр-дам д'Авениэр в Лавале. Но иногда у неё словно разом пустело в душе – и в голове билась одна только мысль: «а что, если Тристан не отыщется?», и тогда находило такое отчаяние, что она не знала, как избавиться от него, как вновь вернуть себе слепую веру в лучшее.

Ко всему прочему она чувствовала себя бесполезной, потому что все эти дни просидела в доме судьи, не высовывая нос. Жерар Рошер убедил её, что она ничем помочь не сможет и толку не будет никакого, если она сама примется расхаживать по городу.

– И я не могу приставить к вам кого-нибудь, а мне не хочется, чтобы с вами вновь случилась беда. Думаю, как и вам, – заключил он, отметая все её возражения по этому поводу.

Беа внутренне соглашалась с ним. Тем более что она могла встретить где-нибудь на улице своих преследователей, о чём судья понятия и не имел. И потому самым безопасным и разумным для неё было просто отсиживаться здесь и ждать. Но она не могла больше выносить своё бездействие. Ей казалось, что как раз в то время, как она коротает очередной день в бесплодных мыслях и мольбах Господу Богу, Тристан нуждается в её помощи. И если что-то с ним случится, она никогда себе этого не простит…

Слёзы так и текли горячим потоком по её щекам.

Тот старик и женщина, что хотели продать её в публичный дом… Никаких доказательств их злонамерений не было. Но судья заставил её подписать бумагу, где говорилось о том, что они её обворовали. Через своих сподручных он подсунул им какую-то ценную вещь, и оставалось дело за малым – её признание. Но Беа была уверена, что подписью её участие в этом деле и ограничится. Однако ей пришлось присутствовать, когда Жерар Рошер выносил обвинение, в зале суда. Довольно распространённое наказание для вора – карнаушание. И она обрекла на это двух, пусть и чуть не продавших её, людей…