– Рой! – закричал снизу Стэндиш. – Спуститесьнемедленно!

Я спустился. Он схватил меня за рукав и зашептал в ухо:

– Рой, нужно что-то делать, Президента подкупают…

Пока мы бежали к дубу 4/А, он торопливо объяснял, что этоттип с самого начала показался ему подозрительным, но не было никаких основанийотказать в приеме, а теперь подозрения подтвердились, но Президент не желаетничего слушать, так что вся надежда на меня. Я слушал и думал, как же это моглослучиться, если наши обычные ценности, все, что идет в ход в таких случаях, дляПрезидента не имеет ровным счетом никакой ценности – деньги, акции, шикарные машины?

Но я недооценил пронырливость и деловую хватку нашихбизнесменов. Тихо и осторожно мы забрались на соседнее дерево и увидели этусцену во всей ее неприглядности.

Какой-то прилизанный тип в элегантном костюме что-то горячодоказывал Президенту, все время угощая его отборными бананами, которые извлекализ огромного саквояжа. На столе лежал какой-то документ, Президент поглядывалто на него, то на бананы и в задумчивости почесывал голову золотой авторучкой.

Ветерок подул в нашу сторону, и до нас донеслось:

– Господин Президент, грузовик бананов ежемесячно напротяжении всего срока вашего пребывания… гарантирована наша поддержка привыдвижении на второй срок… кроме того, мы готовы…

Нужно было торопиться – не хотел бы я, чтобы у Президентабыл свой Уотергейт, а к тому шло…

Мы со Стэндишем спустили этого типа с лестницы, то бишь сдуба, и приказали охране вышвырнуть его за ворота вместе с саквояжем.

– Есть еще одна загвоздка, – сказал Стэндиш. –Рой, как это не прискорбно, но я должен сообщить – вчера по личномураспоряжению Президента в секретариат зачислена некая мисс Фло из Сандверскогозоопарка.

– Господи! – взревел я. – И он туда же! Президентсмущенно потупился.

– Президент, – сказал я. – При всем моем к вамуважении я должен заметить, что вы следуете отнюдь не самым лучшим образцам…

На правах старого друга я долго ругал его, он был смущен ирасстроен, но в конце концов мы поладили на том, что впредь он не допуститподобных художеств и не будет повторять ошибки и грешки некоторых своихпредшественников…

…Мне приснился страшный сон – будто к нам с официальнымвизитом прибыл премьер дружественной страны, оказавшийся слоном, а нас непредупредили заранее, и двери Уайтхауза оказались узки и низки для высокогогостя, и малы высланные на аэродром лимузины, нет подходящей мебели ипостельного белья, ритуал торжественной встречи скомкан и вылился в самыйпозорный за всю историю нашей дипломатии скандал, и почему-то виновным во всемоказался один я, и меня тащат в сенатскую комиссию, хотят линчевать, шум, гам,пальба…

Мне стало страшно, и я проснулся, но сон, казалось,продолжается – внизу бегали и вопили, меж деревьев метались лучи фонарей,визжали женщины, хлопнул выстрел…

Я натянул брюки и, держа под мышкой рубашку, соскочил сдерева. Выбежал из своего кабинета, так сказать. По дорожке несся кто-тозакутанный в простыню и вопил благим матом:

– Вампир! Дракула! Помогите! Полиция!

Из темноты вынырнули агенты, бегущего остановили. С воплемсверху спрыгнул Президент, к нам бежал Стэндиш и волокли прожекторы. Энди, тотсамый детектив, который когда-то обыскивал непроверенных обезьян, держалскрученного полицейским приемом опоссума. Тут же возился со своим всезнающимсыскным компьютером Бак. С вязов испуганно смотрели кутавшиеся в простынисекретарши, и большая желтая луна равнодушно освещала весь этот бедлам.

– Ну почему вы решили, что это вампир? – морщась,спрашивал Стэндиш закутанного в простыню типа.

– Показалось… – разводил тот руками. – С этими фильмамиужасов всех зверей боишься… Как залез он ко мне – все, думаю, слопает…

– Я и говорю, – раздался откуда-то сверху козлетонФэйсом-Тэйбла. – Совещания все, заседания, не помнишь, как эти, то бишькак их, называются…

– Черт знает что, Дик, – заявил Бак. – Абсолютнонепроверенный тип. Ничего у меня на него нет…

Несчастного опоссума уволокли для более детальноговыяснения, и паника понемногу улеглась. Уже засыпая, я вновь услышал шум ивизг, но, как выяснилось утром, это всего-навсего бравый детектив Энди из-заслабых познаний в науках перепутал деревья и вместо тополя, на котором егождала симпатичная телефонистка, угодил на дуб. Там его никто не ждал, болеетого – там он оказался третьим лишним и был принят находившимся на дубе своимколлегой за припозднившегося соперника. Наутро Стэндиш объявил им выговор задраку, вычел из жалованья стоимость испорченного казенного имущества (сломанныеветви) и в наказание определил сроком на один месяц на самую низкооплачиваемуюи крайне непрестижную в среде секретных агентов подсобную работу – читатьинтимную переписку конгрессменов…

Осень в этом году выдалась холодная. Президент стал зябнуть,и нам пришлось вернуться в Уайтхауз. Президент уехал без меня – я поручил егозаботам Стэндиша и забрался на свой дуб, чтобы закончить кое-какие дела. Яписал, печатал, рылся в статистических таблицах и отчетах, лицо обдувал свежийветерок. Признаться, не так уж и хотелось возвращаться в столицу, к бензиновомучаду, тучам машин, бешено мерцающим потокам неона. К нашей цивилизации.

Все шло, как обычно – и в стране, и в мире. Президент ужебольше года находился на своем посту. Заседали сенат и конгресс, к намприезжали высокие гости, Президент побывал с официальными визитами в десятистранах трех континентов, подписывались договоры и соглашения, авианосцызаходили в далекие порты, внушая уважение нашим соседям, самолеты летали порасписанию, телевидение регулярно передавало обращения Президента к стране,репортажи об открытии им школ, больниц и аэровокзалов. И вся страна, весь мирпринимали это как должное. Иногда мне самому приходилось делать усилие, чтобыпо-прежнему видеть в Президенте того, кем он был до избрания – шимпанзе Джо.Магия слова действовала на меня. Я никак не мог понять, почему. Не могло быть иречи о государственной деятельности Президента – речи, заявления и текстывыступлений писали мы, на пресс-конференциях и брифингах отвечали на вопросыжурналистов мы, подписывал бумаги он по нашей указке. И так далее.Самостоятельно он выбирал только костюмы, да и то не всегда.

Поразмыслив, я пришел к выводу, что не так уж все это инепривычно. Всегда кто-то писал для президентов речи, и единственное, чтоотличало Джо от его предшественников – то, что речи предшественники произносилисами. А вот возможностей влиять на события у них порой вряд ли было больше, чему Джо. В своих решениях президенты всегда учитывали чье-то мнение, а иногдапросто подчинялись чьему-то влиянию или неприкрытому нажиму. Было время, когдаодним из президентов вертели как хотели его дружки и собутыльники. Другогооткрыто называли «председателем совета бизнесменов», хотя неизвестно, кто былпредседателем, а кто рядовым членом совета. Было время, когда некий сенаторправил страной как владыка и самодержец, почти не обращая внимания натогдашнего президента. Было время, когда советник по безопасности разве что неводил президента за собой на веревочке. Президентов, которые пытались статьподлинными хозяевами страны, можно пересчитать по пальцам, так что Джо лишьповторяет предшественников…