Взглядов присутствующих пери избегает. С ней мне тоже потом нужно будет разобраться. Если Энола думает, что ей так просто сойдет с рук попытка убить Сета, то ошибается. Стоило ему захотеть, и сейчас пери лежала бы со свернутой шеей среди остальных мертвецов возле храма или предстала бы перед судом аристоев. О чем она только думала? Ра помиловал Сета, а пока тот ни в чем не обвиняется, она не имеет права нападать.

– Но явилась Исида. Она с ними в женских покоях, – добавляет Энола.

Гор тихо стонет, а во взгляде Саиды мелькает настороженность. Она явно не приглашала богиню, но и отказать ей не может.

– Что еще ты хотел нам сказать? – настойчиво спрашивает королева.

– После смерти Осириса, – начинаю я, глядя на Сета, который был в этом виноват, – он еще мог покидать Дуат, однако со временем потерял эту способность.

– Это случилось намного позже, – перебивает Энола. – Пока регалии не исчезли, он регулярно появлялся.

– Совершенно верно, – соглашаюсь я. – А потом больше не смог переходить в этот мир. Я всегда считал, что его это не сильно беспокоит. Исида более чем хорошо представляет его интересы.

– Но теперь Сет вернулся, – бормочет Гор. – А мой отец застрял в царстве мертвых, пока ты разгуливаешь здесь, наверху. Ему не понравится, что ты опять будешь пилить стул, на котором он сидит, и не отрицай этого.

Плечи Сета напрягаются.

– Я больше не горю желанием занять его место среди аристоев.

– Вы только послушайте, – цинично откликается Гор. – Тогда каким желанием ты горишь? Почему так стараешься? Мне сложно представить, что на самом деле ты хочешь просто сажать где-нибудь розы. Не делай из нас идиотов.

В ответ на столь грубое замечание Сет издает резкий смешок. Он не подает вида, обидно ли ему. Меньше часа назад он спас Гору жизнь, однако тот не испытывает ни капли благодарности.

– Мой брат не рассчитывал, что Ра когда-нибудь меня выпустит. Для него это стало большим сюрпризом, – между тем говорит Сет.

– Я думаю, – обрываю я этих спорщиков, – что Осирис лишился не только этой способности, но и многих других сил. И меня мучает вопрос, не понял ли он это уже тогда. – Я набираю полную грудь воздуха, прежде чем произнести следующие слова: – И не потому ли пробовал заполучить власть над регалиями. Но вдруг что-то пошло не так, и он свалил всю вину на Сета?

У него на лице написан такой шок, что я почти готов рассмеяться.

– Твой бывший лучший друг затуманил тебе разум? – опасно медленно интересуется Гор. – То, что мне приходится терпеть его рядом во время битвы, – это одно. Но снимать с него всю вину – совсем другое.

Энола белеет как мел. Наверняка в ее глазах это выглядит предательством, и меня тотчас охватывают угрызения совести. Джинны молчат, и что-то мне подсказывает: они не восприняли мою теорию в штыки, как Энола или Гор.

– Осирис мог использовать всех нас, – медленно добавляю. – И теперь снова пытается это сделать. Нам стоит по крайней мере подумать об этом.

– Да пошел ты, – фыркает Гор.

– Я никогда не питал иллюзий относительно своего брата, – твердым тоном говорит Сет. – Но рад, что теперь я такой не один. Он использовал вас, когда научил Аль-Джанна накладывать проклятие. Пообещал сделать его королем. Ты отвергла Аль-Джанна, – поворачивается он к Саиде, – если помнишь. Он хотел править вместе с тобой. Решил, что может надавить на тебя, и поверил нашептываниям Осириса.

Под кожей Энолы бушуют серо-бурые волны.

– Этого не может быть, – гневно бросает она, буравя меня взглядом. – Теперь ты делаешь именно то, чего от тебя хотел Сет. – Пери так яростно его ненавидит, что мне становится жутко. – Всем, что сотворили с тобой остальные аристои, ты обязан ему, а теперь собираешься просто встать на его сторону? Просто так? – Она щелкает своими маленькими пальчиками, и в воздухе рассыпаются синие искры. – Забыл, что он со мной сделал? – Энола сглатывает, и у нее в глазах блестят слезы. – Моя семья мертва. Вся. Только из-за него.

Отец Энолы превратился в демона. Братья примкнули к Сету в надежде расколдовать отца. После их гибели ее мать сошла с ума и покончила с собой. Не смогла смириться с утратой, бросив дочь одну. Я этого не забыл, но, наверное, недооценил то, как сильно она до сих пор страдает от этого.

– Энола, – вмешивается Сет, и его голос звучит едва ли не ласково. С тех пор как вернулся, он ни разу не обращался к ней напрямую.

Никак не отреагировав, она скрещивает руки на груди в стремлении справиться с дрожью.

– Я не говорил, что доверяю ему! – перебиваю я, пока ситуация не накалилась. – Но мы слишком долго пренебрегали многими фактами, и настало время это изменить. Понимаю, ты его ненавидишь, но не позволяй ненависти тебя ослепить. Слишком многое поставлено на карту.

Искры и водовороты у нее под кожей тускнеют, а потом полностью исчезают, словно она смирилась.

Во взгляде Данте я замечаю жалость к пери и признательность ко мне. Ничто из этого не кажется правильным. Энола всегда стояла на моей стороне. Она имеет право ожидать от меня большего, однако прежде чем я успеваю еще что-то сказать, пери расправляет узкие плечи.

– Прошу меня извинить. Мне надо немного побыть одной.

Моего ответа она не дожидается, просто уносясь прочь. Меньше всего на свете я хочу обидеть Энолу, но она еще более упряма и злопамятна, чем я.

– Она скоро успокоится и поймет, что мы должны испробовать все, чтобы предотвратить войну, – произносит Данте. – Она никогда не умела долго на тебя злиться.

В этот раз все иначе, я чувствую. Все меняется, и мы должны быть осторожны, чтобы в итоге не потерять и нашу дружбу.

– Пойду проведаю Нефертари и Кимми, – поворачиваюсь я к Саиде. – Нам нужно обсудить послание Соломона и выяснить, что оно означает.

– Причем как можно скорее.

– Не забывай о нашей договоренности, – напоминает Сет, в глазах которого отражается разочарование, мало чем отличающееся от моего собственного.

Я лишь коротко киваю. Нефертари лишь думает, будто осталась одна, а вот у него действительно никого нет. Все отвернулись от Сета, включая меня. После проклятия бессмертные автоматически начали подозревать, что это он рассказал Аль-Джанну тайну колдовства, поскольку Сет смог ему противостоять. Доказательств так и не нашли, и тем не менее все приняли это как факт. А когда он показал нам решение проблемы, стал изгоем. Я занял