Когда Дэйв вернулся, Джанет складывала в комнате для стирки чистое белье.

— Ну, наконец-то! — воскликнула она. — А то я уже начала беспокоиться. Как доехал, хорошо?

— Да, — ответил он, окидывая взглядом помещение. Тут все иначе, будто он видел сон. Тогда Стритер включил свет — стало лучше. Сном был Элвид. Элвид и его обещания. Просто псих, которого на денек отпустили из Акадской лечебницы.

Жена подошла и поцеловала его в щеку. Разрумянившись от горячего воздуха сушилки, она выглядела весьма привлекательно. Ей было пятьдесят, но она казалась намного моложе. Стритер подумал, что после его смерти ее жизнь может неплохо сложиться. Не исключено, что у Мэй с Джастином появится отчим.

— Хорошо выглядишь, — сказала Джанет. — Даже румянец появился.

— Правда?

— Правда. — Она ободряюще улыбнулась с некой скрытой настороженностью. — Поговори со мной, пока я буду складывать оставшееся белье, — ох и нудное же занятие!

Он остановился в дверях прачечной комнаты. Свою помощь он уже не предлагал: она считала, что он даже кухонные полотенца не мог свернуть как следует.

— Джастин звонил, — сказала она. — Они с Карлом в Венеции. Сказал, водитель вполне прилично говорил по-английски. Ему там нравится.

— Здорово.

— Ты правильно сделал, что пока не сообщал им о диагнозе, — сказала она. — Ты оказался прав, а я — нет.

— Впервые за годы совместной жизни.

Она сморщила нос.

— Джас так ждал этой поездки. Но когда он вернется, придется сказать. Пожалуй, самое время. И Мэй приедет из Сирспорта на свадьбу к Грейси. — Имелась в виду Грейси Гудхью, первая дочь Тома и Нормы. Карл Гудхью — спутник Джастина — был их вторым ребенком.

— Посмотрим, — ответил Стритер. Один из индивидуальных пакетов лежал у него в заднем кармане, однако он, как ни удивительно, не чувствовал даже малейшего рвотного позыва. Наоборот, ему захотелось поесть. Впервые за долгое время.

Это совсем ничего не значит — ты же, надеюсь, сам понимаешь? Просто редкий психосоматический подъем. Вскоре они и вовсе «поредеют».

— Как и мои волосы, — вслух обронил он.

— Что, милый?

— Нет-нет, ничего.

— Кстати, о Грейси… Звонила Норма: напомнила, что в четверг их очередь пригласить нас к себе на ужин. Я обещала обсудить это с тобой, но у тебя слишком много работы в банке — сидишь допоздна, все какие-то проблемы с кредитами и так далее. Я даже засомневалась, появится ли у тебя желание их видеть.

Она говорила обычным спокойным тоном, но неожиданно расплакалась, и крупные, как описывают в книжках, слезы, переполнив глаза, градом покатились по ее щекам. За время совместной жизни чувства успели порядком притупиться, однако теперь Стритер ощущал их бурный всплеск, как в молодости, когда они с Джанет жили в убогой квартирке на Коссут-стрит и иногда занимались любовью на ковре. Он прошел в комнату для стирки, взял у жены из рук рубашку, которую она складывала, и обнял ее. Она порывисто ответила на его объятия.

— Как все это жестоко и несправедливо! — воскликнула Джанет. — Ничего, мы выстоим. Не знаю как, но выстоим.

— Непременно. И начнем с того, что, как обычно, пойдем на ужин к Тому с Нормой.

Чуть отпрянув, она посмотрела на него мокрыми от слез глазами.

— Ты хочешь им сказать?

— Чтобы испортить вечер? Ни в коем случае.

— А у тебя получится поесть, чтобы не… — Приставив к губам два пальца, Джанет раздула щеки и скосила глаза, изображая рвотный позыв и тем самым вызывая у Стритера невольную улыбку.

— Насчет четверга не знаю, но сейчас я бы что-нибудь съел, — ответил он. — Может, изобразить что-то типа гамбургера? Или лучше просто сходить в «Макдоналдс»… если хочешь, принесу тебе оттуда шоколадный «шейк»…

— О Господи! — воскликнула она, вытирая глаза. — Просто чудо какое-то.

— Я не стал бы называть это чудом, — объявил в среду днем Стритеру доктор Хендерсон, — однако…

Это было через два дня после обсуждения Стритером вопроса жизни и смерти под желтым зонтиком Элвида и за день до традиционного еженедельного ужина с супругами Гудхью, который в этот раз должен был состояться в их шикарной резиденции. Стритер мысленно называл ее Домом, который построил Мусорщик. Беседа проходила не в приемной доктора Хендерсона, а в маленьком кабинете для консультаций амбулаторной лечебницы Дерри. Хендерсон пытался отговорить Стритера от магнитно-резонансной интроскопии, убеждая его в том, что страховка не покроет подобных расходов, а результаты определенно разочаруют. Но Стритер настоял.

— Что «однако», Родди?

— Опухоли словно уменьшились, а в легких вроде бы чисто. Впервые вижу подобные результаты; кстати, как и те двое специалистов, что по моей просьбе взглянули на снимки. А что еще более важно — но это только между нами, — оператор МРИ тоже не видел ничего подобного, а уж этим ребятам я склонен полностью доверять. Он даже решил, что произошел сбой компьютерного оборудования.

— Но я себя хорошо чувствую, — заметил Стритер. — Собственно, поэтому я и настаивал на обследовании. Это что — тоже «сбой»?

— Рвота бывает?

— Пару раз — да, — признал Стритер. — Но, я думаю, это из-за «химии». Кстати, я намерен от нее отказаться.

— Считаю, это очень неразумно, — нахмурился Родди Хендерсон.

— Неразумно было ее начинать, друг мой. Ты будто сказал мне: «Прости, Дэйв, но твои шансы не дотянуть до Дня святого Валентина равны примерно девяноста процентам, а оставшееся время мы тебе испоганим, накачав тебя ядом. Вероятно, хуже ты мог бы себя чувствовать, только если бы я впрыснул тебе стоки со свалки Тома Гудхью, да и то вряд ли». А я, как дурак, согласился.

У Хендерсона был обиженный вид.

— «Химия» — последняя надежда на спасение для…

— Да ладно, брось, — добродушно улыбаясь, оборвал Стритер. Он сделал глубокий вдох — легкие наполнились воздухом. Ощущение было прекрасное. — Когда рак протекает в агрессивной форме, «химия» делается не ради пациента. Это мучительная надбавка, которую приходится платить пациенту ради того, чтобы после его смерти родственники с докторами, пожав возле гроба усопшего друг другу руки, могли сказать: «Мы сделали все от нас зависящее».

— Жестко сказано, — заметил Хендерсон. — Но ведь не исключен рецидив.

— Скажи это метастазам, — ответил Стритер, — которых у меня больше нет.

Хендерсон со вздохом «заглянул в темнеющие неизведанные глубины» организма Стритера — снимки продолжали сменяться на мониторе приемного кабинета с двадцатисекундным интервалом. Все показатели были хорошими, это понимал даже Стритер. Однако это, казалось, совершенно не радовало его врача.

— Да ладно тебе, Родди. — Стритер говорил по-доброму, отеческим тоном, как, вероятно, мог когда-то говорить с Мэй или Джастином, когда те теряли или ломали любимую игрушку. — Всякое бывает — и обломы, и чудеса. Я читал об этом в «Ридерз дайджест».