Стритер был настолько ошарашен незамысловатыми откровениями Элвида, что впервые за целый месяц — с того момента, как ему стал известен диагноз — забыл про свой рак в агрессивной, быстро распространяющейся форме.

— Шутите?!

— О да — я большой шутник, но никогда не шучу, когда речь идет о бизнесе. Я в свое время увеличил десятки членов и даже стал известен в Аризоне как El Pene Grande.[58]Я с вами абсолютно честен, и, по счастью, мне не требуется, чтобы вы в это поверили. Коротышкам обычно хочется увеличить рост. А если бы вас действительно волновали волосы, я бы с удовольствием предложил вам наращивание.

— А человек с большим носом — ну, знаете, как у Джимми Дюранте,[59]— мог бы обратиться к вам с просьбой его уменьшить?

Элвид с улыбкой покачал головой:

— Теперь вы, видимо, сами решили пошутить. Ответ, разумеется, нет. За «уменьшениями» обращайтесь куда-нибудь в другое место. Я специализируюсь только на увеличениях — очень по-американски, согласитесь. Я возвращаю любовь тем, кого она, казалось бы, покинула (порой это зовется любовным эликсиром), продлеваю сроки кредита тем, кто ограничен в средствах, — а таких клиентов при нынешнем состоянии экономики сколько угодно, раздвигаю временные рамки для тех, кто по разным причинам не укладывается в какие-то сроки, а как-то раз даже увеличил зоркость парню, который хотел стать военным летчиком, но не проходил по зрению.

Стритер с удовольствием слушал собеседника. Удовольствие уже казалось ему непозволительной роскошью, однако жизнь была полна неожиданностей.

Оба улыбались, словно шутка оказалась удачной.

— А как-то, — продолжил Элвид, — я продлил ощущение реальности весьма талантливому художнику, который погружался в параноидальную шизофрению. Вот это стоило дорого.

— И сколько же, позвольте полюбопытствовать?

— Это обошлось ему в одно из его полотен, которое теперь украшает мой дом. Его имя вам, возможно, знакомо — известный итальянец эпохи Ренессанса. Вы вполне могли изучать его творчество, если у вас в колледже был курс искусствоведения.

Продолжая улыбаться, Стритер все же сделал шаг назад — так, на всякий случай. Уже вроде смирившись с неизбежностью смерти, он пока не был готов принять ее прямо сегодня, да еще и от сбежавшего из «Джунипер-Хилл» — психушки для душевнобольных преступников в Огасте.

— Так вы хотите сказать, что вы… не знаю… бессмертны, что ли?

— Ну, я долгожитель, это определенно — согласился Элвид. — Вот, думаю, мы и добрались до того, как я мог бы вам помочь. Вы, вероятно, хотите продлить жизнь.

— А это, я полагаю, невозможно, — подытожил Стритер. Мысленно прикидывая расстояние до своей машины, он соображал, насколько быстро сможет его преодолеть.

— Возможно, конечно… но за определенную цену.

Стритер, немало поигравший в свое время в «скраббл», мысленно представил себе варианты с перестановкой буковок в имени Элвид.[60]

— Мы говорим о деньгах… или речь идет о моей душе?

Замахав рукой, Элвид для пущей убедительности еще и театрально закатил глаза.

— Какая там душа — никогда не слышал о ней, а, как говорится, встретил бы — не узнал. Деньги, конечно, как обычно. Пятнадцать процентов от ваших доходов на протяжении последующих пятнадцати лет вполне бы меня устроили. Считайте, что это плата за агентские услуги.

— Именно на такой срок и продлится моя жизнь? — При мысли о пятнадцати годах у Стритера защемило в груди. Несбыточная мечта! Эти годы представлялись ему необычайно долгим сроком, тем более по сравнению с тем, что ожидало его в реальном будущем: шесть «тошнотворных» месяцев, растущая боль, кома и смерть. Плюс некролог, в котором, несомненно, прозвучит фраза: «После продолжительной и мужественной борьбы с неизлечимой болезнью». И так далее, и тому подобное, как это в последнее время — в частности, в «Сейнфелде» — повторяют: бла-бла-бла.

Элвид театрально вздернул руки, мол, кто его знает.

— А может, и двадцать. Как тут скажешь наверняка — это вам не точные науки. Но если рассчитываете на бессмертие, предупреждаю сразу: даже не мечтайте. Я лишь честно занимаюсь продлением. Вот и все.

— Годится, — согласился Стритер. Незнакомец поднял ему настроение. Если этот рухляк попросту нуждался в простодушном собеседнике, Стритер был готов Элвиду подыграть. По крайней мере в разумных пределах. По-прежнему улыбаясь, он протянул ему через карточный столик руку. — Пятнадцать процентов в течение пятнадцати лет. Правда, должен признаться, пятнадцать процентов зарплаты помощника менеджера в банке вряд ли дадут вам возможность сесть за руль «роллс-ройса» — разве что «гео»,[61]но…

— Это еще не все, — перебил Элвид.

— Ну, разумеется, — не возражал Стритер. Он со вздохом убрал протянутую руку. — Было любопытно пообщаться, мистер Элвид. Вы приятно разнообразили мой вечер, что мне, честно говоря, представлялось уже невозможным. Надеюсь, вы получите необходимую помощь в связи с вашим психическим расстр…

— Молчите, глупец! — оборвал его Элвид, все еще улыбаясь, однако ничего приятного в этой улыбке уже не было. Он вдруг словно вырос — как минимум дюйма на три — и утратил прежнюю пухлость.

Это из-за света, решил Стритер. Свет на закате всегда обманчивый. А неприятный запах, который он внезапно уловил, был всего лишь выхлопом авиационного топлива, который донесло сюда, на посыпанную гравием площадку возле проволочной изгороди, случайное дуновение ветерка. Ничего сверхъестественного… однако он все же замолчал, как и было велено.

— Никогда не задумывались, зачем мужчинам или женщинам что-то увеличивать?

— Разумеется, задумывался, — несколько уязвленно ответил Стритер. — Я работаю в банке, мистер Элвид, в «Дерри сейвингз». Ко мне постоянно обращаются с просьбой об увеличении срока выплаты кредита.

— Значит, вам понятно, что многие нуждаются в увеличении там, где у них возникает разного рода нехватка — времени и денег, длины члена, остроты зрения и так далее.

— Чертова эпоха дефицита, — поддержал его Стритер.

— Примерно так. Но вес имеет даже то, что неосязаемо, невидимо. Негативный вес, и это хуже всего. Бремя, снятое с вас, должно лечь на кого-то другого. Элементарная физика. Можно сказать, психофизика.

Стритер завороженно смотрел на Элвида. Мимолетное впечатление, что тот вдруг вырос (и что его улыбка обнажила чрезмерное количество зубов), прошло. Перед ним стоял обычный пухлый коротышка, у которого в бумажнике, вероятно, лежала зеленая карточка амбулаторного пациента — если не из «Джунипер-Хилла», то из Акадского института психических заболеваний в Бангоре. Если у него вообще был бумажник. Что у него определенно было, так это острый бредовый синдром, благодаря которому он представлял собой увлекательный объект для изучения.