– Вы мне не верите? – спросила я.

– У меня просто в голове не укладывается… – пробормотала она. – Мне еще показалось странным, что Кристиан не писал мне из Фирвиндена… ведь я же знала его почерк, я поняла бы, если бы писал кто-то другой… Ну конечно! И исчез он до того, как я приехала в Митаву… Только вот убийство… Графиня – вовсе не чудовище, вы слишком плохо ее знаете. Она не могла… просто не могла убить своего сына. Тогда, получается, слухи были правдой?

– Какие слухи?

– Когда граф Рейтерн женился во второй раз, поползли слухи, что его жена бесплодна, а потом она родила сына, – объяснила Беттина. – Братья графа, которые очень рассчитывали получить после него наследство, уверяли, что Кристиан – не ее ребенок, а сын то ли горничной, то ли служанки, которого она признала своим… Но потом графиня родила Артура, и им пришлось умолкнуть. Если Кристиан и в самом деле не был сыном графини, понятно, почему она захотела избавиться от него…

– А что стало с матерью Кристиана? Я имею в виду настоящую мать.

– Братья графа говорили, что она состоит при нем нянькой. В любом случае им никто не поверил, потому что было ясно, как они раздосадованы из-за того, что наследство ускользнуло от них…

Нянька Кристиана. Что там Артур рассказывал о няньке старшего брата, которая натравливала его на младшего?

– Вы знаете, где эта нянька теперь? – быстро спросила я.

– Она умерла. Постойте-ка… Она умерла уже после того, как мы с Кристианом познакомились. Это имеет значение?

– Вероятно, да. По крайней мере, это объясняет, почему графиня попыталась избавиться от чужого ребенка спустя столько лет. Пока настоящая мать была жива, она следила, чтобы с Кристианом ничего не произошло. Но как только мать умерла, он остался беззащитным. Ваш разрыв с Кристианом и его болезненная реакция побудили графиню действовать. Сначала, очевидно, она попыталась его отравить, но не добилась цели. Тогда она уговорила его лечь в лечебницу своего отца, чтобы там разделаться с ним по-тихому. Но он понял, что происходит, и написал брату отчаянное письмо. Тогда было решено воспользоваться дурной славой замка Фирвинден, в котором к тому моменту не оставалось людей, знавших Кристиана в лицо.

– Бедный Артур! – проговорила Беттина со слезами на глазах. – Каково ему будет узнать все это…

Проводив гостью, я решила по привычке заняться неразобранными письмами, но тут один за другим посыпались звонки в дверь. Приходили знакомые отца с выражениями соболезнования, гробовщики с предложениями услуг, читатели, жившие в Либаве и желавшие выразить свое сочувствие, газетчики, жаждавшие заполучить сенсационный материал. А потом Лина доложила, что граф Рейтерн просит его принять, и мне захотелось сказать, что меня нет дома, но я пересилила себя и велела проводить его в кабинет.

Бедный херувим весь извелся: лицо вытянулось, щеки опали, даже золото волос как-то потускнело. Мне было жаль его, но еще больше жаль мою мать, и я ничего не могла с этим поделать.

– Вы обвинили Феликса Фабиана в преднамеренном убийстве, – тихо проговорил он, – и его поведение, кажется, указывает на то, что он виновен. Я хотел вам только сказать, что я… Я глубоко сожалею о том, что случилось с вашей матерью. И я ничего, ничего не знал… Если бы я знал, если бы догадывался… я бы, кажется, убил его своими руками…

Он стиснул кулаки.

– Когда я только приехал в Либаву, я был счастлив… да… просто счастлив… И когда сидел напротив вас на веранде, и когда объелся мороженого… Скажите, могу ли я надеяться на то, что вы… что вы не будете держать на меня зла… может быть, не сейчас, а когда-нибудь потом…

– Я не держу на вас зла, граф Рейтерн, – сказала я, – но в сложившихся обстоятельствах было бы странно делать вид, что я могу общаться с вами как ни в чем не бывало. Феликс Фабиан был связан с вашей матерью, и сколько бы она это ни отрицала, мы оба знаем, как все обстоит на самом деле. Поэтому я попрошу вас не писать мне писем, не искать со мной встреч и не приходить в мой дом. Поверьте, я желаю вам счастья, но… больше всего я буду вам признательна, если вы забудете о моем существовании.

– Я хотел сегодня вечером прийти к вашему отцу, – произнес Артур, – чтобы просить у него вашей руки. И яхта, которую я купил… я назвал ее в вашу честь. А еще я решил… потому что мне показалось… Я подумал, что… – Он запнулся и положил на стол небольшой пакет, который держал в руках. – Вот, возьмите… Это для вас.

– Я не стану его читать, – покачала я головой. – Все кончено, Артур. Лучше сейчас поставить точку и… И не мучить друг друга.

– Это не письмо, – ответил Артур. – Может быть, когда-нибудь, потом… оно вам пригодится так или иначе. Просто сохраните его и… И не думайте обо мне плохо. Я этого не заслужил, – прибавил он изменившимся голосом.

Должна признаться, мне стало немного не по себе. Он находился в состоянии, в котором человек может решиться на самый отчаянный поступок. Его мать я ненавидела всеми силами души, но ненавидеть Артура я бы не смогла, даже при всем желании.

– Пообещайте мне не делать глупостей, – сказала я. – Я не имею права ничего требовать у вас, но… Но я все же потребую.

– Я… – Он провел рукой по лицу, явно озадаченный и обрадованный моей просьбой. – Если вы так хотите…

– Вы обещаете?

– Обещаю.

– Хорошо, – проговорила я. – Прощайте и… И постарайтесь тоже не держать на меня зла.

Я протянула ему руку, которую он поднес к своим губам и долго удерживал. Но тут явилась Лина с сообщением, что кто-то из знакомых отца просит его принять, и Артуру пришлось удалиться.

Вечером вернулся Августин Каэтанович и принес новые вести.

– Полиция ищет Фабиана, но пока его не нашли, – сообщил он. – Алиби у него нет никакого – вчера вечером он покинул гостиницу, и Оскар Викентьевич нашел извозчика, которому Фабиан велел везти себя на Улиховскую улицу к дому Юриса. Вернувшись в гостиницу, он напился, хотя до того обслуга не замечала, что он злоупотребляет спиртным. Когда его разбудили, он путался в показаниях и пытался напирать на то, что Оскар Викентьевич не имеет права его допрашивать, потому что он германский подданный. Когда его арестовали, он бежал, но это еще не все. Только что при повторном обыске Оскар Викентьевич нашел в его комнате револьвер, из которого недавно стреляли. Потребуется дополнительная экспертиза, но господин Лудмер почти уверен, что это и есть то самое оружие, из которого убили вашу мать.

Выслушав Августина Каэтановича, я задумалась. Отец, присутствовавший при нашем разговоре, ходил по кабинету, выказывая все признаки сильнейшего волнения.

– Я всегда думала, что Фабиан умнее, – сказала я наконец. – Что ж он оставил револьвер? От него же было так просто избавиться…

Августин Каэтанович нахмурился.

– Вы сомневаетесь в том, что он убийца?