– А зачем тогда доктор Фридрихсон похитил меня?

– Он тебя похитил? – изумился Феликс.

– Да, и привез в гавань. Но я… в общем, я сбежала.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Феликс, бросая револьвер в ящик стола. Он демонстративно захлопнул ящик и присел на край столешницы, скрестив руки на груди. – Просто, наверное, Агате не дает покоя ревность.

– Ревность?

– Знаешь, как мне влетело после того, как я провел ночь в твоем кабинете?

Я покраснела.

– После того, как мы увидели Белую даму?

– Ну да. Я клялся Агате, что между нами ничего не было, но она не верила. – Он прислушался. – Лодка подходит к яхте. Если это Агата, тебе лучше скрыться.

– Куда? – начала я, но он уже схватил меня за руку и затолкал в большой шкаф.

– Сиди тихо и не вздумай чихать, ясно?

И он закрыл дверцы прежде, чем я успела возмутиться.

Сквозь щели в дверцах шкафа я могла видеть только часть каюты, но зато слух мой обострился настолько, что я различила тяжелые шаги, спускающиеся по трапу, цокот чьих-то каблучков и скрип двери.

– Ведите его сюда. – Это графиня.

– Ох… ох… – Это Фридрихсон, которого поддерживает уже знакомый мне ряженый. Очевидно, он вернулся к экипажу после того, как я ушла, и побежал звать на помощь графиню Рейтерн.

– На яхте больше никого нет? – спросила графиня у Феликса, нервно стягивая перчатки.

– Кто еще тут может быть?

– К примеру, эта ловкая девица, которая по ночам шастает по склепам, – с отчетливой злобой ответила графиня. – Папа должен был привезти ее, но упустил.

– Зачем она вам? – мрачно спросил Феликс.

– Ах, так тебе ее жаль! – с непередаваемой интонацией воскликнула его любовница. – Где она? Она добралась до яхты? Она здесь? Где ты ее спрятал?

– Под кроватью, разумеется, – дерзко ответил Феликс, – где же еще?

– Агата… – прошелестел раненый.

Но, к моему изумлению, графиня и впрямь опустилась на колени и заглянула под кровать.

– Я всегда знала, что ты меня предашь! – крикнула она, очевидно, уже не владея собой. – Что однажды появится более молодая, более удачливая… Я видела, как ты смотрел на нее там, в замке!

– Да ты просто свихнулась от ревности! – вспылил Феликс. – Твой отец истекает кровью, в комнате посторонний… а ты закатываешь истерики!

Графиня поднялась и отряхнула испачканную юбку.

– Может быть, стоит позвать врача? – несмело спросил ряженый. По-немецки он говорил с сильным акцентом.

– Нет, не нужно, – отмахнулась графиня. – Перенесите груз из лодки на борт и приходите ко мне, я с вами расплачусь.

– Как скажете, – бодро ответил ряженый и затопал вверх по трапу.

– Агата… – жалобно позвал доктор Фридрихсон. – Агата, кажется, я умираю. Агата…

– Надо перевязать его, – сказал Феликс.

– Не надо, раз он умирает, это все равно ему не поможет, – отмахнулась графиня.

– Ты соображаешь, что говоришь? – возмутился Феликс.

Графиня, не отвечая, отошла к иллюминатору.

– Всю свою жизнь, – заговорила она, недобро кривя красивый рот, – я должна была терпеть. Сначала отца, который хотел сына, а не дочь, и был недоволен, что родилась я. Мать к тому же умерла вскоре после родов. Кто виноват? – ясное дело, я виновата. Потом граф Рейтерн решил жениться на мне, чтобы натянуть нос своим аристократическим знакомым. Не такой уж молодой мужчина, но красивый, отдадим ему должное, щедрый… одним словом, я уж начала верить, что в жизни бывает и что-то хорошее. И что? Болван доктор – кстати, хороший знакомый моего отца – объявил мужу, что у меня не может быть детей. Потом дорогой супруг приходит ко мне и говорит: дорогая, я тут обрюхатил твою горничную, давай, если она родит сына, запишем его как твоего. Мне нужен наследник, тебе – французские платья, мне хорошо и тебе хорошо. Не хочешь – разводимся и ступай обратно к своему папеньке. Что мне оставалось делать? – Она повернулась к Феликсу, прожигая его насквозь своими прекрасными сапфировыми глазами. – Я согласилась принять в семью кукушонка. Его мать пришлось взять нянькой, иначе она не соглашалась. Ладно, проходит некоторое время, и в Монако мне становится плохо. Доктор осматривает меня и говорит: мадам, да вы беременны! Вот тут-то я впервые и пожалела, что у меня по бумагам есть еще один сын! Ладно, думаю, может быть, родится красавица дочка, ей майорат в любом случае не достался бы. Так нет же – сын! А потом мой муж умер – то ли ему явился призрак, то ли он вообразил, что увидел привидение, неважно. И я осталась с двумя детьми, один из которых был добрый, ласковый, мечтой любой матери, а другой, мерзкий кукушонок, наглел не по дням, а по часам. С трудом я избавилась от него и решила: ну теперь-то точно все, можно просто жить для себя. Так нет же! Ничего у меня не выходит, я, наверное, проклята…

– Агата…

Феликс пытался обнять графиню, но она увернулась и скользнула в сторону, как змея.

– Кажется, папа умер, – произнесла она. Доктор Фридрихсон и в самом деле не шевелился, его взгляд застыл.

Ряженый спустился по трапу и сказал графине, что перенес все на борт «Анастасии».

– Очень хорошо, – равнодушно промолвила графиня. – Вот ваши деньги.

Лицо ряженого просияло, он протянул руку, но графиня Рейтерн вынула из сумочки маленький сверкающий револьвер и дважды выстрелила в него. Он повалился, не вскрикнув.

– Ты с ума сошла! – закричал Феликс. – Зачем?

– Мне не нужны лишние свидетели, – сказала графиня Рейтерн, поворачивая к нему дуло револьвера. – И ты мне больше не нужен.

Тут я не выдержала.

– Стойте! – крикнула я, распахивая дверцу шкафа и выскакивая наружу. – Стойте… Прекратите! Довольно!

Я увидела, как дуло качнулось в мою сторону, и замерла на месте.

– Так я и знала, – уронила графиня. – Я чувствовала, что она здесь! Сначала ты бегала за моим любовником, потом взялась за сына, затем опять принялась за любовника… Какая утомительная навязчивость! От тебя просто нет спасения!

Феликс сделал шаг в сторону и встал между графиней и мной, заслонив меня.

– Агата, не надо… Ты же все равно не сможешь выстрелить. – Она молчала, кусая губы, ее лицо пошло пятнами. – Черт возьми, я не дам тебе ее убить!

И тут, к моему удивлению, графиня опустила руку, в которой держала оружие.

– Значит, вот так, да? – Она усмехнулась своим затаенным мыслям. – Стоило вытаскивать тебя из грязи, учить тебя одеваться, держаться среди приличных людей, давать тебе деньги, наконец…

Он вспыхнул.