Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лет десять назад, когда московская бюрократия еще не полностью порвала с революционными доктринами Ленина и Троцкого, в Москву пригласили несколько негров. ‹…› Московская бюрократия, что для нее характерно, капитулировала перед капиталистами. ‹…› Когда некоторые негры протестовали, их попытались ославить невменяемыми и пьяницами.
Хьюз – один из самых последовательных попутчиков сталинистов. ‹…› Но кремлевская политика меняется, и все меняется вместе с ней: от одежд сталинистов до их отношения к негритянским фильмам. ‹…› «Дорога на юг» изображает рабовладельца тонким и галантным джентльменом и демонстрирует рабов, довольных своим рабством. Один из сценаристов – не кто иной, как Ленгстон Хьюз. Об этом сталинисте больше нечего сказать.
Нападки выбили Хьюза из колеи. Депрессию усугубили события в Пасадене в 1940-м: его поэтический вечер пикетировали евангелисты, возмущенные стихотворением «Прощай, Христос»: «Господу Иегове пора освободить место для нового парня, лишенного всякой религии ‹…› по имени Маркс Коммунист Ленин Крестьянин Сталин Рабочий Я».
Устав от конфликтов, Хьюз публично назвал эти «советские» стихи «юношеской аберрацией». Миротворческий жест усугубил одиночество поэта: правые не перестали его ненавидеть, а левые освистали еще раз. Агенты ФБР, авторы (5 ноября 1943-го) справки на Хьюза, проанализируют стихи, которые им почему-то пришлось «получать тайно» (украсть) с помощью нью-йоркской полиции. Некоторые, включая «Прощай, Христос», они сочтут столь опасными для национальной безопасности, что «примут меры по предотвращению их распространения».
* * *
1949 год. Со времен восточных приключений Хьюза прошло шестнадцать лет, по насыщенности равных как минимум столетию: картина мира радикально менялась не раз и не два. В эти годы уместились вся история рейха; эпопея «нового курса»; казалось, бесповоротная гибель Китая, обернувшаяся его долгожданным объединением под властью Мао; невиданный боевой союз коммунистов с империалистами, перешедший в столь же невиданное (атомная бомба!) противостояние. Человечество впадало в отчаяние, в эйфорию, снова в отчаяние. Выжившие актеры эпохи тоже прожили за эти шестнадцать лет по несколько жизней. Взять хотя бы Смедли.
Своим принципам она не изменяла, «жгучим состраданием» не поступилась, но вот с Коминтерном, запретившим несанкционированные контакты с руководством компартии Китая, рассорилась крепко. Сначала «темпераментной и неуравновешенной», то есть потенциально опасной писательнице объявили негласный бойкот. Но в декабре 1936 года, когда СССР осудил военных заговорщиков, арестовавших Чан Кайши, а Смедли, поддержав путч, обрушилась по радио с нападками на Кремль, Коминтерну пришлось публично осудить ее саму.
Как и подобает святой, слова Смедли не расходились с делом. «Расстрига» ушла в поход с китайскими красноармейцами. Ее голос стал голосом китайской революции, это от нее мир узнал имя славного «красного маршала» Чжу Дэ, чью биографию она написала. В Яньани, дотла разрушенной бомбежками столице «особого района», она жила, как, впрочем, и все руководство, включая Мао, в пещере. В свободные минуты разучивала с боевыми товарищами и подругами фокстрот и «кантри-кадриль» – сквэр-данс. По ночам будущие властители Китая заходили к ней обсудить судьбы революции. Однако пришел день, когда «слишком недисциплинированную» Смедли не приняли в партию и выставили вон. В Китай она ненадолго вернулась в 1944-м – и снова была незаменима – как посредник между компартией и генералом Стилуэллом, отвечавшим за колоссальный китайско-бирмано-индийский театр военных действий.
В 1943-м она обосновалась в писательской колонии Ядду в Саратога-Спрингс, штат Нью-Йорк, где наконец повидалась со своим «младшим братом». Но вместе с ней из ее 25-летних странствий вернулись угрожающие Хьюзу призраки прошлого. В руки Макартура, начальника оккупационной администрации Японии, попали архивы японской контрразведки, включая дело Зорге. Чемберс еще в мае 1945-го назвал Смедли шпионкой, ФБР просвечивало ее с октября 1944-го, но только японское досье позволило назвать ее участницей группы Зорге и вербовщицей Одзаки. Макартур не удержался от того, чтобы слить информацию. 11 февраля 1949-го New York Times поведала, что Смедли – советская шпионка.
По совести, Америке бы наградить героиню, воевавшую с Японией задолго до Перл-Харбора. Но антифашистская коалиция теперь упоминалась сквозь зубы как случайный и противоестественный союз, а казненные Зорге и Одзаки считались не союзниками, а кровожадными злодеями. Смедли не собиралась изображать жертву и подала в суд на клеветников. Армия чуть ли не с извинениями отступилась. 20 февраля New York Times признала: доказательств антиамериканской деятельности Смедли нет.
Но отсутствие доказательств ничего не значило в США. На Смедли напала в прессе даже Атли, находившая в ней приметы святости. Издатели внесли ее в черные списки. В Ядду поэт Роберт Лоуэлл, сам в 1943-м отсидевший за отказ от военной службы, учинил безобразный «суд чести» над уважаемой директрисой колонии Элизабет Эймс, «глубоко и таинственно замешанной» в «деле Смедли». В писательский парадиз вломились агенты ФБР, многолетним сексотом которого оказалась незаменимая секретарша директрисы.
Колонисты выразили Эймс доверие, Лоуэлл впал в буйное помешательство: его лечили электрошоком, но Смедли от этого легче не было. Не дожидаясь вызова на допрос, она осенью 1949-го эмигрировала в Великобританию, где 6 мая 1951-го неожиданно умерла. Ровно через год благодарный Чжу Дэ захоронил ее прах на Революционном кладбище в Пекине.
Доживи Смедли до начала Корейской войны, она узнала бы, что владела секретом мистического психотропного оружия. В те годы Америка запугала себя промыванием американских мозгов в корейско-китайском плену. Один бывший пленный рассказал, что узников истязали, заставляя читать и чуть ли не заучивать «Дочь земли». Повесть, очевидно, превращала воинов в сталинистских зомби а-ля «Маньчжурский кандидат».
Даже мертвой Смедли армия не простила своего вынужденного отступления. Пока генерал Уиллоуби, начальник разведки у Макартура, переворачивал небо и землю в поисках улик против нее, сам Макартур в апреле 1951-го лишился поста главкома сил ООН в Корее по причине явной социальной опасности. Мечтая об атомной бомбежке Китая, он приказал бомбить мосты на пограничной реке Ялу, то есть перенести войну на китайскую территорию. Самолет опального «ястреба» доставил в США 21 ящик документов: поиски Уиллоуби увенчались успехом. По словам генерала, в них содержалась информация о 125 американцах, которых русские считают полезными кадрами. Уиллоуби хвастался, что знает поименно 180 агентов международного коммунизма. Один из них – Хьюз.
В 315-страничной книге «Шанхайский заговор. Шпионская сеть Зорге» (1952) среди структур прикрытия советского шпионажа Уиллоуби назвал Международный союз революционных писателей и Лигу американских писателей, чью «предательскую и разрушительную суть» проиллюстрировал на примере Хьюза. Это было косвенным обвинением в шпионаже.
Хьюз уже давно не искал за морями ни землю обетованную, ни «свою» войну, остепенился, получил наконец свидетельство о высшем образовании. Университеты приглашали его читать курсы лекций. Уже десять лет он вел колонку в Chicago Defender. В общем, был уже не вдохновенным бродягой, хотя гражданской совестью не поступился: в 1950-м подписал обращение в защиту отданного под суд руководства компартии. Но шпионаж – это слишком.