справим, — утешал он. — Главное, лодка еще добрая. Просмолю и — айда!

— Поздно уж, — нерешительно проговорил Семен.

— Оно и лучше, не так будет виден твой наряд.

Едва просохшую лодку спустили на воду, потревожили стайки облетевших листьев, отражения заводских огней и звезд. Алексей Петрович от катанья отказался, помахал с берега, закурил и медленно пошел к дому.

Для сидения в лодке была только одна беседка, да и та еле держалась. Семен сел на нее, примерил весла, остался доволен и хотел уже было ударить по воде.

— А меня куда посадишь? — спросила Нина.

Семен молча потеснился.

— Теперь уж придется мне одно весло взять, — сказала Нина, усаживаясь. — Давай…

Она энергично взмахнула веслом. От ее удара отражение самой крупной звезды вытянулось, рассыпалось, как рассыпается ртутный столбик, и заплескалось под веслом. Лодка повернулась кормой к берегу.

Семен начал грести. Лодка выплыла на середину реки. Огни, мерцавшие в воде, окружили ее. Нина опустила весло.

— Правда, хорошо здесь?

— Хорошо! — громко сказал Семен и подумал о том, что ему больше нечего сказать. Стыдно, но правда.

Нина, думая о чем-то своем, вдруг спросила Семена: нравился ли ему кто-нибудь в жизни. И была удивлена, когда узнала, что он этим не интересуется…

— Да что ты? Даже не верится…

— А чего я врать стану?

Семен поднял весло и так сильно ударил им, что забрызгал Нину.

— Вот неловкий! — засмеялась она. — И у нас никто не нравится? — храбро спросила Нина и тоже ударила веслом.

Лодка чуть тронулась.

— Не знаю, — неуверенно произнес Семен и опять шумно двинул веслом, пытаясь заглушить свое робкое полупризнание.

Плоскодонка скользнула вперед.

— Не знаешь?

Под новым ударом весла лодка ускорила ход.

— Говорю, не знаю, — ответил Семен и, энергично взмахнув, с шумом опустил весло в воду.

— Просто не хочешь сказать, — настойчиво проговорила Нина и тоже плеснула веслом.

Лодка вздрогнула и пошла еще быстрее.

— Что? — громко спросил Семен и, подняв весло для удара, задержал его в воздухе, лодка круто повернулась и заплясала на месте. Семен посмотрел на девушку — и смелую и стыдливую, — на уложенные веночком и слегка растрепавшиеся от ветра волосы и вдруг сказал: — А если ты мне понравилась?

Весло неожиданно сорвалось, и холодные брызги остудили разгоряченное лицо Семена.

— Ух ты, черт!

— Слушай, Сеня, расскажи что-нибудь, — решила переменить разговор Нина. — Ты ведь бывал там…

— Не хочется, — облегченно вздохнул Семен. — Надоело рассказывать. Только ты не обижайся! Не будешь? Я потом расскажу. Может, домой? Завтра бы пораньше прийти, а? Пока этих самых не будет…

— Согласна.

Учить Семена принялась она с радостью. Как установить деталь и закрепить резец, он уже знал, — поучения Алексея Петровича не пропали даром. Начала она с подрезки торцов. Оба приходили перед сменой, иногда оставались и после. Семен изо всех сил старался. Вскоре он уже делал подрезку сам, торопился перейти поскорее к проточке. Но Нина сдерживала его нетерпение, требовала работать точнее и чище, удивлялась его настойчивости и шутливо уверяла, что за месяц даже Бабкину не пройти годичный курс. А Семену хотелось изучить все сразу и побыстрее добраться до обточки и резьбы. Нина не удивлялась: она давно уже заметила, что все молодые токари очень любят резьбу.

Пришло время, дали Семену станок, дали, как говорится, по дружбе и доверили с большим сомнением обдирку валиков. Вместо того чтобы обрадоваться, он рассердился. Тех, кому случалось работать на этом станке, называли точильщиками и кричали издали на манер мастеровых: «Ко-му то-чить?..» Семен запротестовал.

— Будешь работать на этом. Все! — резко сказал мастер и, повернувшись, пошел.

Не успел Семен приглядеться к станку, а из дальнего угла уже слышался смех ученика Петьки — паренька в красной рубахе.

— Ко-му то-чить?..

Семен наклонился к станку. Только бы Нина ничего не услыхала. Посмотрев через плечо в глубину цеха, он увидел ее кумачовую косынку. Нина не оборачивалась, и Семен отправился разыскивать бригадира — Федю Стропилина. Тот наладил станок, попросил Алексея Петровича проверить. Оставшись один, Семен наклонился к резцу, следя за первой стружкой. Вскоре он понял, что просчитался в замере.

Дело оказалось не таким легким, и Семен начал досадовать на себя. Зря поторопился, нет еще навыка… Ему казалось, что и звук металла был не такой, каким вообще должен быть, и сам он стоял не так, — слишком уж согнув плечи, и резец шел нетвердо… О чистоте работы Семен не думал — куда там! Он вспотел и перемазался больше обычного, а справился к перерыву только с тремя деталями. Едва заслышав гудок, он выбежал из цеха, чтобы не встретиться с Ниной.

Петька тотчас же подбежал к станку и крикнул Бабкину, которому он теперь подвозил детали:

— У точила три штуки лежат… наработал!

— Дождешься ты, паря, затрещины, либо чего худшего, — предупредил Бабкин.

— Я точильщика не боюсь. А ты остерегайся, чтобы он у тебя деталь не упер для полного счету.

— Он точильщик, а ты «Дрогаль — подай деталь!» — засмеялся Бабкин. — Как раз компания.

Боялся Семен и встречи с Леоновым. Он понимал, что станок дали ему с ведома начальника смены.

Николай сидел в это время над графиком работы, постукивая линейкой по столу, и думал о надвигающемся вечере, о том, что после памятного разговора в парке прошло около месяца, что он не видел Нади и не хотел ее видеть. Начинало темнеть, но он знал, что если зажжет лампочку, то долго еще не уйдет отсюда, и потом попросту был противен этот желтоватый лимонный свет.

Вдруг лампочка зажглась сама собою.

Николай и не заметил, как в конторку вошли и остановились у порога Федя Стропилин и Женя.

— Чего это вы в темноте, Николай Павлович? — удивился Федя. — Мы пришли благодарить вас: Женя с завтрашнего дня — в техническом отделе!

— Да я тут при чем? Я только сказал в конторе. А вообще… поздравляю!

Надо было сказать еще что-то, но тех незначащих слов, какие принято говорить в подобных случаях, не находилось. Федя и Женя пришли не вовремя. Откуда им было это знать, что своим приходом они наведут начальника смены на грустные размышления.

Едва они ушли, Николай снова взялся за график, но ему снова помешали. Пришел Аркашка. Только один вид его развеселил Николая:

— Голову выше!

Аркашка улыбнулся.

— С чем пожаловал?

— Прошу отпустить на учебу, в институт… В Уралоград хочу.

— С чего это вдруг?

— Отпусти, Николай, — просто сказал Аркашка и взял Леонова за рукав. — Отпусти. Теперь я совсем не смогу в мастерских работать. Ты меня понимаешь? Тем более прошусь на учебу… Помоги!

— Аркадий, давай поговорим серьезно…

— Не могу, не буду… ты меня