Поднявшись во второй этаж, нотариусы некоторое время бродилипо неосвещенному коридору, тычась то в одну, то в другую запертую дверь (причемнотариус Блан переживал, что заставляет ждать высокопоставленного коллегу, атот смутно надеялся, что следующая дверь все же откроется – и он наконец увидитсинеглазую красавицу Анжель, о которой был уже весьма наслышан, а вотповстречать как-то еще не привелось), пока наконец одна из дверей не открыласьи на пороге не возник печальный и бледный Оливье де ла Фонтейн, который ввел ихв невероятно натопленную комнатку (чтобы, как объяснил несчастный племянник,тетушка, побывавшая в ледяной воде Роны, хорошенько прогрелась). К тому жекомнатка была чрезвычайно плохо освещена, и две свечи нотариусов мало чемпомогли.

Господин Блан подошел к страдалице, которая поразила егосвоей бледностью. От кровати, стоявшей в алькове и почти совсем скрытой от глазшироким пологом, шел какой-то сильный запах. Нотариусы, расположившись умаленького столика, в двух шагах от кровати, приступили к делу.

– Ну-с, – бодро начал Блан, которому высокочтимый собратснисходительным жестом уступил право первого слова. – Нам глубоко прискорбно,сударыня, что мы вынуждены явиться сюда по столь печальному поводу, однакогосподь бог, Всевышний Отец наш, учит смирению, небеса рано или поздно будутотверзты всякому из нас, а потому надлежит с радостью обратить очи своигоре́, обострить слух свой – и ждать, пока хоры ангельские не возвестятнам встречу с новой, светлой жизнью, которая, несомненно, ожидает такуюблагородную и праведную душу, как ваша!

Нотариус Блан перевел дух и услышал короткое, сдавленноевсхлипывание. Он огляделся не без гордости. Нотариус де Мон сидел, сцепивпальцы и мечтательно уставившись в пространство. Оливье де ла Фонтейнвнимательно слушал, был он по-прежнему бледен, однако слезы на его глазах неблистали. Получалось, что своей речью Блан пронял лишь несчастную страдалицу, аведь ей и без того худо! Поэтому милосердный Блан взял гербовую бумагу иобмакнул тщательно очищенное перо в походную чернильницу, которую всегда носилна поясе.

– Итак, сударыня, – возвестил он официальным тоном, –желаете ли вы составить завещание?

Марго де ла Фонтейн опустила подбородок на одеяло в знаксогласия.

– Желаете ли вы оставить кому-либо, кто не находится в этойкомнате, принадлежащее вам движимое и недвижимое имущество все в совокупности?

Больная осталась неподвижна.

– Часть вашего имущества?

Полная неподвижность.

– Следует ли понимать вас так, что ваш наследник находится вэтой комнате?

Последовал кивок.

– Дайте знак, если ваш наследник – присутствующий здесьОливье де ла Фонтейн! – воззвал нотариус Блан, пристально вглядываясь в фигуру,простертую на кровати.

Умирающая энергично кивнула – даже дважды.

Блан и де ла Фонтейн враз облегченно вздохнули, и нотариусначал писать.

В это время нотариус де Мон думал о том, что никогда в жизниему не было так душно. Следовало бы попросить этого де ла Фонтейна открытьокно, однако де Мон не хотел обнаруживать слабость перед своим провинциальнымколлегою, а потому просто поднес к носу батистовый платок, в котором носилфлакончик с нюхательными солями. Однако, к его величайшему конфузу, флакончиквыпал из платка и покатился под кровать.

Блан и де ла Фонтейн враз сделали движение броситься подкровать вылавливать флакончик, однако на полпути столкнулись и приостановились,извиняясь, потом была сделана вторая попытка, окончившаяся тем же. Когда то жепроизошло и в третий раз, де Мон решил не ждать четвертого столкновения, адовольно-таки проворно, ибо он был сухощав и не страдал подагрою, пал на колении подлез под кровать. Потребовались какие-то секунды, прежде чем нотариусразглядел тусклый блеск своего флакона, однако, протянув за ним руку, наткнулсяна что-то мягкое и теплое, вырвавшееся из его пальцев с каким-то странным,сдавленным звуком.

Нотариус де Мон славился среди коллег своей выдержкой.Как-то раз он ухитрился по всем правилам составить договор купли-продажи вкаюте корабля, попавшего в восьмибалльный шторм. Хотя корабль пошел ко днувместе с продавцом и покупателем, нотариус остался жив и, несмотря на то, чтосделка формально не состоялась, потом отсудил в пользу наследников продавцанемалую сумму у наследников покупателя. Этот процесс вошел в историю мировогокрючкотворства, а нотариус де Мон прославился как человек, который нерастеряется ни при каких обстоятельствах.

Он и теперь хладнокровно поднялся с колен, отряхнул чулки ивзглянул на присутствующих. Нотариус Блан смотрел на него с ужасом от того, чтодопустил такую непочтительность по отношению к прославленному собрату. В глазахде ла Фонтейна тоже светился ужас – наверное, оттого, что господин де Монзапачкал свою одежду.

– Там… пыль… – сдавленным голосом проговорил Оливье.

– Ничего, – снисходительно усмехнулся де Мон.

– И… ко… кошка, – пролепетал молодой наследник.

– Да, да, – с той же снисходительностью кивнул де Мон,размышляя про себя – почему же он не нащупал когтей на лапке этой кошки?

Завещание в конце концов было составлено. Нотариусызасвидетельствовали его, поздравили де ла Фонтейна, ставшего теперь не простобогатым, а очень богатым человеком, договорились о гонораре, отвесили последнийпоклон в сторону недвижимой завещательницы – и отбыли восвояси.

Оливье постоял на лестнице со свечой. Де Мон молчал, а Бланспускался, громко вздыхая. На последней ступеньке он пробормотал: «Добрая былаженщина, да уж очень дубовата!» – и с этой эпитафией на устах открыл дверь,пропуская столичного гостя вперед.

Оливье отвесил последний поклон и вернулся в комнату, кокну. Золоченая карета, запряженная шестеркой цугом, тронулась с места, и когдаплюмаж первой лошади коснулся гостиничных ворот, а колеса экипажа загрохоталипо мостовой перед домом де ла Фонтейнов, он принялся отбивать чечетку, бешенорукоплеща и издавая какой-то дикарский вопль. Потом подошел к кровати, весьманепочтительно щелкнул тетушку в лоб, да так, что та завалилась на бок, задернулзанавеси алькова и, нагнувшись, рывком извлек из-под кровати что-то пыльное,смятое и растрепанное, оказавшееся Ангелиной. Заключив ее в объятия, Оливьевоскликнул:

– Наконец-то! Наконец-то! Теперь я богат! Богат, как Крез!

– Они уехали? – недоверчиво спросила Ангелина,высвобождаясь, вновь наклоняясь, отыскивая под кроватью туфлю и надевая ее насвою босую ногу.

– Фью! – хохоча, замахал руками Оливье. – Улетели! Исчезли!Умчались!