Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока мне удалось их сохранить. Я уселся, не опуская рук, и, наконец, вздохнул. Оказывается, я не дышал все это время, не отдавая себе в том отчета, что было нетрудно понять, ибо голова была занята костылями, потерей крови и другими, не менее интересными вещами.
Кольт, как и прежде, не шелохнулся. Ствол не следил за мной, пока я пересекал каюту, он был направлен в то место, где я находился десять секунд назад.
Я рванулся к руке с пистолетом. Быстро, но не слишком, будучи почти уверен, что можно не спешить вовсе. Не подумайте, что я окончательно впал в маразм, как мой шеф, который считает, что делает мне честь, поручая самую грязную работу. Я не люблю испытывать судьбу, когда в этом нет необходимости.
Правильно питаясь, я держу себя в хорошей форме, хотя ни одна страховая компания в мире не возьмет меня в клиенты, уверен, что с честью пройду через сито самой придирчивой медицинской комиссии. Но мне не удалось вырвать пистолет. Рука была действительно словно из мрамора, только холоднее. Я был прав, почувствовав запах смерти, но старая плутовка с косой к тому времени уже удалилась, оставив за собой безжизненное тело. Я встал, проверил, зашторены ли иллюминаторы, бесшумно закрыл дверь, запер ее и зажег свет.
В детективных романах об убийствах в старинных английских замках почти никогда не возникает проблем с определением точного времени совершения преступления. После беглого осмотра, с умным видом поколдовав над телом, ученый доктор отпускает руку трупа и произносит: «Смерть наступила в 11 часов 57 минут прошлой ночью» или что-то в этом роде, после чего с виноватой улыбкой, как бы выдавая свою принадлежность к бренному человеческому роду, добавляет: «Плюс минус одна минута...» В жизни ученому доктору приходится куда труднее. Вес, рост, окружающая температура и причина смерти настолько значительно часто непредсказуемо влияют на охлаждение тела, что предполагаемое время наступления смерти можно определить с точностью лишь до нескольких часов.
Мне до ученого доктора далеко, тем более что я вообще не медик. Мог сказать по поводу сидящего за столом только одно: смерть наступила достаточно давно, так как труп уже окостенел, но и не слишком давно, так как окостенение еще не прошло. Он был тверд, как будто замерз в сибирской тундре. Сколько часов прошло с момента смерти, я не имел понятия.
На рукаве у него было четыре золотых нашивки, что означало звание капитана. Капитан в радиорубке. Капитана не часто застанешь в радиорубке, тем более за передатчиком. Он сидел, откинувшись на спинку стула. Голова склонилась набок, затылок был прикрыт рукавом куртки, свешивающейся с крючка на переборке. Труп окоченел в этом неестественном положении, хотя было ясно, что он должен был неминуемо соскользнуть вниз и упасть лицом на стол.
Явных следов насилия не было. Однако, понимая, что вряд ли он умер естественной смертью в тот момент, когда собирался немного поупражняться в стрельбе из пистолета, я решил осмотреть труп более тщательно. Попытался оторвать его от стула, но он не поддавался. Потянул сильнее, услышал звук рвущейся материи, и труп соскользнул со стула, упал на пол, выставив вверх окостеневшую руку с зажатым в ней кольтом.
Теперь стало ясно, отчего он умер и почему не упал лицом на стол. Его убили предметом, торчащим из спины где-то между шестым и седьмым позвонками. Рукоятка этого предмета зацепилась за карман висящей на переборке куртки, и труп застрял в этом неестественном положении.
По долгу службы мне часто приходилось видеть людей, погибших самым странным образом, но я впервые видел человека, убитого стамеской. Шириной в полдюйма, самая обычная плотницкая стамеска, с той только разницей, что деревянная ее ручка была в резиновом чехле, чтобы не оставалось отпечатков пальцев. Полотно стамески вошло в спину как минимум на четыре дюйма. Даже предположив, что она была заточена, как бритва, было ясно: человек, нанесший удар, обладал недюжинной силой. Я попытался вытащить стамеску, но безуспешно. Такое нередко происходит с ножом: пробитые кости или хрящи сжимаются при попытке вытащить лезвие обратно. Я решил больше не пробовать. Возможно, убийца сам уже пытался это сделать. Вряд ли он рассчитывал оставить такой ценный инструмент. А может быть, ему помешали. Или у него целый набор полудюймовых стамесок, и ему ничего не стоит забыть одну из них у кого- нибудь в спине.
Впрочем, мне она была ни к чему. У меня самого кое-что было. Правда, не стамеска, а нож. Я извлек его из потайного кармана в подкладке своей куртки. Ничего особенного — четырехдюймовая ручка и трехдюймовое, заточенное с двух сторон лезвие. Однако это маленькое лезвие легко перерезало двухдюймовый пеньковый канат с первого раза, а острием можно было пользоваться как ланцетом. Я взглянул на нож и перевел глаза на дверь, ведущую в каюту радиста. Вынув из нагрудного кармана фонарь, прошел к наружной двери радиорубки и выключил верхний свет. Затем погасил настольную лампу и встал в ожидании перед дверью в каюту.
Сколько стоял, не помню. Может быть, две минуты, а то и все пять. Чего ждал, сам не знаю. Уговаривал себя, что надо подождать, пока глаза привыкнут к темноте, но дело было не в этом. То ли я ожидал услышать шум, тихий шепот или звук шагов, то ли верил, что должно что-то произойти. Или я просто боялся войти в эту дверь. Боялся за себя? Возможно. Хотя, скорее, боялся того, что мне предстоит там увидеть. Переложив нож в левую руку — вообще-то я правша, но кое-что умею делать и левой,— взялся за ручку двери и осторожно повернул ее.
Добрых двадцать секунд я медленно открывал дверь, пока не образовался просвет в двенадцать дюймов, достаточный для того, чтобы проскользнуть внутрь. Еще только полдюйма — и тут проклятая дверь заскрипела. Скрип был едва заметный, такой не услышишь и с расстояния двух ярдов, но в том напряженном состоянии, в котором я находился, мне было достаточно и этого. Как будто над ухом пальнули из шестидюймовой пушки. Я на мгновение закостенел, как труп, лежащий рядом. Сердце колотилось как бешеное, и я боялся, что его слышно далеко вокруг.
Если в каюте притаился человек, собирающийся направить мне в лицо луч фонаря, прежде чем пристрелить или слегка обработать стамеской, он заставлял себя ждать. Я набрал немного воздуха в легкие и вошел. В вытянутой
