в политическом смысле варьировали у разных этнических групп. Множество жителей королевства, включая мадьяроязычных, на вопрос о своей национальности отвечали, что они католики или просто «здешние». Словаки на севере Венгрии отождествляли себя либо со своим регионом, либо с более широкой славянской общностью. Многие русины на северо-востоке страны уверенно именовали себя венграми, ни слова не зная по-венгерски, а румынская интеллигенция в Банате предпочитала считать себя «румыноязычными венграми»[427].

События 1848 г. ускорили процессы, которые побуждают каждого отдельного человека выбирать, кто он и какому сообществу принадлежит. Многие жители Венгрии не признали власти венгерского правительства, относя себя к более широкой общности австрийцев, или искали отдельного физического пространства для выбранной ими национальности: автономии или вовсе независимого государства. Протоколы первого заседания венгерского правительства, состоявшегося 12 апреля, свидетельствуют, до какой степени обострились такие конфликты. Были заслушаны сообщения о волнениях в Братиславе и словацких горах, начавшихся не без помощи сербских и хорватских агитаторов и разжигаемых, как сообщалось, российской правительственной пропагандой. Тем временем из Хорватии доносили, что ее бан барон Йосип Елачич, превысив свои полномочия, собрал в Загребе национальную ассамблею, сабор. Члены правительства согласились, что туда нужно отправить лояльные венгероязычные части, но таких нашлось совсем немного. Какой-то контингент, как выяснили министры, можно было перебросить из Линца, но только если найти пароход[428].

Стенограмма этого первого заседания показывает испуг членов венгерского правительства и их жесткую реакцию на любую нелояльность. Компромиссы, безусловно, были возможны, но недоверие все дальше разводило формирующиеся национальные сообщества, так что конфронтация становилась неизбежной. Политическая конкуренция сталкивала венгров с сербами, румынами и словаками, банатских румын с сербами, трансильванских немцев с венграми и т. д. К июлю 1848 г. по всей Венгрии полыхала настоящая война. Первый министр страны граф Лайош Баттяни, не желая остаться бессильным перед лицом мятежников, распорядился начать создание национальной армии. Чтобы финансировать это начинание, министр финансов Лайош Кошут ввел в оборот венгерские банкноты.

Таким образом Баттяни и Кошут сделали еще один важный шаг в сторону независимости. И хотя их действия не противоречили Апрельским законам, венский двор упорно стоял на том, что «существование Венгерского королевства вне Австрийской империи следует признать политически невозможным»[429]. Для обуздания Венгрии правительство отдало генералу Ференцу Ламбергу приказ подчинить себе все вооруженные формирования на территории страны. К его прибытию в Пешт по городу распространились листовки в виде полицейских объявлений о его розыске. 28 сентября Ламберга, узнанного толпой, изрубили косами на понтонном мосту из Пешта в Буду.

Хорватский бан Йосип Елачич был способным пианистом, средней руки поэтом и плохим генералом. А еще — убежденным хорватским националистом, твердо намеренным разорвать исторические связи Хорватии с Венгрией. В предшествующие десятилетия венгерское государственное собрание постепенно утвердило венгерский в качестве официального языка всего королевства, не обращая внимания на то, что большая часть населения им не владела. Апрельские законы закрепили эту ситуацию, объявив венгерский единственным языком, допустимым при выступлении на государственном собрании, тем самым притеснив и оскорбив хорватских депутатов, которые до того использовали там латынь. Елачич потребовал, чтобы венгерские власти пожаловали Хорватии собственную конституцию и парламент, где все дела будут вестись на хорватском. Венгерские политики встретили хорватские претензии с характерным презрением, а Кошут совсем уж вопиющим образом заявил, что не может найти на карте никакой Хорватии[430].

Однако при императорском дворе тоже нашлись силы, недовольные программой Елачича, и под их давлением Фердинанд объявил, что «никогда не позволит ничьему своеволию и односторонним решениям ослабить законные связи между землями Венгерской короны». Это означало, что Елачич должен повиноваться распоряжениям венгерского правительства. Однако тот продолжал набирать войска, осуществлял на территории Хорватии диктаторские полномочия и возвращал нераспечатанными все письма от венгерских министров. 10 июня Фердинанд лишил Елачича всех должностей и объявил его изменником. Но у Елачича были друзья в высших сферах. Эрцгерцогиня София писала ему, призывая к твердости, а Латур посылал деньги из имперского военного бюджета на содержание армии. В конце августа венгерское правительство в полной панике предложило Елачичу независимость Хорватии. «Только, — писал Кошут, — будем добрыми друзьями». Однако было уже поздно. 11 сентября Елачич перешел Драву и вторгся в Венгрию[431].

С этого момента все пошло по плану Виндишгреца. Венгерское правительство пало, ему на смену пришел Комитет национального спасения под руководством Кошута. Он твердо намеревался защищать независимость Венгрии военными средствами, тем самым подарив Виндишгрецу войну, которой тот и хотел. Фердинанда, возмущенного убийством Ламберга, убедили восстановить Елачича в прежней роли и тем самым одобрить начатую им войну с Венгрией. Несмотря на постоянный приток солдат и денег из Вены, в военном отношении Елачич не преуспел. Преследуемый венгерской армией, он отступил на запад, в Нижнюю Австрию. В октябре заполыхала и сама Вена, когда толпа попыталась сорвать отправку солдат на фронт, разобрав железнодорожные пути. Отряды рабочих и студентов ворвались в военное министерство, где шло заседание правительства, вынудив министров бежать. Генерал Латур отказался покинуть свой пост, после чего толпа выволокла его на улицу и растерзала, а тело повесила на фонарном столбе. Революционеры вломились и в Испанскую школу, где заседал австрийский рейхстаг, и угрожали депутатам огнестрельным оружием.

Следуя заранее подготовленному плану, Виндишгрец вывез императорскую семью в моравский город Оломоуц (Олмюц). Рейхстаг был эвакуирован в замок Кромержиж (Кремзир), тоже в Моравии. Призвав законопослушных венцев покинуть город, 26 октября Виндишгрец начал артиллерийский обстрел столицы. К этому обстрелу, унесшему около 2000 жизней, с упоением присоединился Елачич, наконец дождавшийся победы, которая ускользнула от него в Венгрии. На пятый день осажденный город прекратил сопротивление. Виндишгрец вступил в Вену, объявил военное положение и приступил к арестам, казнив несколько десятков революционеров. Одновременно он рассеял в Швехате венгерскую армию, которая двигалась к Вене на помощь восставшим.

Осенью 1848 г. Филипп фон Нойман снова был в Англии — погостил в Чатсуорте у герцога Девонширского, наведался в Хоув к Меттерниху (Лондон показался князю слишком дорогим), с удовольствием посетил прием в Ричмонде. Из-за венских новостей его дневник становится все более горячечным:

[8 октября] Кошмарное убийство произошло в Пеште. [13 октября] Из Вены сообщают страшное: революция… Латура забили тесаками и молотками и повесили тело… Правительство в панике. [6 ноября] Похоже, Виндишгрец 1 ноября занял Вену… Императорский дворец и библиотека горели.

Но 9 декабря фон Нойман пишет уже без эмоций: «Сегодня получил известие об отречении второго числа нашего императора в пользу эрцгерцога Франца Иосифа, сына эрцгерцога Франца Карла, отказавшегося от своих прав на корону. Бывший император удалился в Прагу»