Он встал, размял затёкшие ноги и подошёл к решётке. Внимательно её осмотрел, понимая, что прутья довольно ржавые и совершенно обыкновенные – сумей он обратиться в Волка, вмиг бы разорвал их на куски и выбрался. Атли ощупал ошейник, потянул в одну сторону, в другую – тот ожидаемо и не думал поддаваться. И когда Драган успел разжиться такой вещицей? Атли бы не удивился, если бы узнал, что глава Совета велел выковать серебряный ошейник в тот же миг, что Атли стал капитаном Гвардии. А может, и того раньше, когда он впервые сошёл на берег в порту Даргорода. Или – Атли не сдержал смешок – ошейник вовсе был заготовлен ещё его отцу.

Атли бросил взгляд на царевича. Для Дарена у Драгана ошейника не нашлось.

– А ты случаем не научился обращаться в Волка? – поинтересовался он у царевича.

Тот покачал головой.

– Мать моя была волчицей, а я у неё паршивый щенок, – засмеялся он.

Атли с досадой поджал губы. Сольвейг считалась самой быстрой волчицей Северных Земель, пусть она и была младшей сестрой Вегейра, даже он не мог поспеть за её проворными лапами. Про её красоту и ловкость слагали баллады барды. Правда, Атли Сольвейг ни разу не видел – принцесса умерла в родах, когда и сам Атли был ещё крохой.

– Оборотничество передаётся по наследству. Иначе не бывает, – задумчиво проговорил он. – Если ты и правда сын Сольвейг, то и твой Волк дремлет где-то внутри.

– Вегейр сказал мне то же в нашу прошлую встречу, но никто не проснулся. Возможно, когда мой род отказался от дара Велеса и потерял способность обращаться в медведя, ваш Великий Волк тоже решил с нами не связываться. – Дарен рассмеялся, но в смехе его дрожало сожаление.

– Волк – это не дар, – покачал головой Атли и уселся на пол, скрестив ноги. – Волк – это ты и есть. Он не может исчезнуть, если кто-то когда-то от него отказался. Но ты сам можешь не давать ему проснуться.

– О, поверь, я бы многое отдал за возможность превращаться! Мечтал об этом с самого детства, с момента, когда прочитал первый стих про маму. «И мчит она, взметая снег, прервать не в силах волчий бег ни боги, ни она сама – она для воли рождена!»

Глаза Дарена заблестели, а руки взметнулись на манер крыльев. На мгновение он стал похож на мальчишку, который впервые увидел нечто чудесное, захватившее его с головой. На мгновение Дарен будто исчез из тесной клетки и перенёсся туда, где мчалась по бескрайнему снегу белая волчица.

Невольно Атли заразился этой страстью и сказал прежде, чем сумел подумать:

– Хочешь, попробуем разбудить твоего Волка?

Дарен рассмеялся, забросил руки за голову и, скрестив ноги, прислонился к стене:

– Всё равно заняться нам больше нечем.

В Даргород Василиса и Кирши мчались во весь опор. Весть о смерти царя не сулила ничего хорошего, а уж весть о том, что царя убил именно Атли, и вовсе убедила их в том, что происходит что-то совершенно неладное и, возможно, если они не поторопятся, быть беде.

Никто из них не сомневался в невиновности Атли и в причастности Совета Чародеев к происходящему. Очень уж удачно Говен остался единственным наследником царского престола.

– Если мы не остановимся, моя лошадь сдохнет! – крикнул Финист.

Они скакали по ночному тракту, до Даргорода оставалось чуть больше дня пути.

– Сейчас свернём с тракта, и за лесом будет деревня, – оглянулся Кирши. – Там передохнём и переночуем.

И правда, вскоре показалась деревня. Только вот казалась она странной. Ворота закрыты, за забором темень. Василиса прищурилась: во всей деревне что, не горит ни одного оконца? А когда они подъехали ближе, то переглянулись: ворота в деревню были заперты снаружи. Огромное бревно лежало на двух железных штырях, изображая засов.

Не сговариваясь, Кирши и Василиса спешились и подошли к воротам. Ухватились за бревно и сбросили на землю. Створки со скрипом отворились.

– Чубасья мать, – выдохнула Василиса.

От ворот и дальше по улице снег был завален мертвецами. Люди лежали друг за другом, явно пытаясь убежать от смерти. Но смерть оказалась быстрее. Василиса присела рядом с трупом женщины. Она была в лёгкой рубахе и юбке – выбежала из дому как была, не успев одеться. На первый взгляд, ни ран, ни повреждений на теле видно не было. Василиса ощупала ноги, руки, грудь. Тело было холодным и уже давно окоченело, покрывшись синими пятнами, но и кости, кажется, были целы. Что же их убило?

По растерянному взгляду Кирши, который изучал труп старика, Василиса поняла, что у него возник тот же вопрос.

– Ну, хоть лошади отдохнут, – подал голос Финист, равнодушно оглядывая мертвецов из седла.

Кирши подошёл к нему и за рукав стащил на землю.

– Эй, полегче!

– Надо поискать выживших, – сказал Кирши, доставая нож. – Будешь помогать.

– И не вздумай попытаться сбежать или выкинуть ещё что-то, что меня расстроит, – пригрозила Василиса.

– Слушаюсь, госпожа. – Финист отвесил шутливый, но грациозный поклон и расплылся в заискивающей улыбке.

Кирши разрезал верёвки. И они разделились.

Деревенька оказалась маленькая – с два десятка стройных деревянных домиков. И оттого случившееся казалось ещё страшнее – Василиса, окидывая взглядом количество мертвецов, сомневалась, что хоть кому-нибудь удалось выжить. Тяжелее всего было смотреть на детей, замерших и замёрзших, пустыми глазами глядящих на звёзды. В некоторых домах ещё остались люди, но и они все были мертвы. Кто-то даже не успел проснуться.

На выходе из очередного двора Василиса заметила нечто странное. На земле лежала девушка, на первый взгляд, ничем не примечательная. Но лишь на первый. На руках и на груди её ещё при жизни были вырезаны руны. Василиса протянула руку, отгибая ворот её рубахи, чтобы разглядеть получше.

Тут откуда-то раздался душераздирающий визг. Василиса оглянулась и бросилась на звук. Из одного из домов появился Финист, волоча за собой маленькую вопящую девочку. Она упиралась, вертелась и пыталась его укусить, но Финист едва ли обращал на её попытки хоть какое-то внимание.

– Нашёл, – буркнул он, бросая девочку под ноги Василисе. – Пряталась в погребе.

Девочка сжалась в комочек и вся затряслась, как котёнок на морозе. Василиса поспешила её успокоить.

– Тише, тише, милая. – Чародейка старалась говорить ласково. Она встала рядом с девочкой на колени и принялась легонько гладить её по голове. – Мы тебя не тронем. Мы пришли помочь.

Девочка зарыдала в голос и затряслась ещё больше. Василиса вскинула гневный взгляд на Финиста.

– Я же просила не делать ничего, что меня расстроит! – процедила она.

– Я же не… – начал было Финист, но тут тело его свело судорогой, и он, взвыв, повалился на снег. Клятвы не любили нарушителей. – Прости меня! Прости! Прости!