Аньяна лежала на софе в своём кабинете, голова её покоилась на коленях Леля. Он ласково гладил её виски, пытаясь избавить от головной боли. Хотел было снять чарами, но не вышло.

Коронация Говена должна была состояться на десятый день после похорон Радомира, после они с Драганом обещали назначить своих капитанов. Двоих, как и предписывало соглашение. А до тех пор попросили гвардейцев не покидать гарнизон, чтобы все они могли поприветствовать новых капитанов. Но все понимали, что это было лишь спектаклем, призванным обозначить власть нового царя и его первого советника, которым любезно согласился стать сам Драган.

– Мы должны найти способ их прижать, – сказал Лель, глядя в окно, за которым вином разливался закат. – Убийство царя, Аспид, Атли. Это не должно сойти им с рук.

– У меня нет на это сил. Я вообще не должна была становиться командующей. Я не знаю, что делаю и зачем, меня не уважают и не воспринимают всерьёз. Я пошла на поводу у Атли, подумала, что у меня получится. Хотела впечатлить его, отца, Кирши, маму. Она же у меня была Соколом, помнишь? Но нет, Лель. Не-а. Я – хорошая целительница. Может быть, получилось бы даже неплохим капитаном Журавлей стать. Но не командующей. Теперь я это понимаю. Атли должен был занять это место или даже ты. А лучше бы Аргорад, Белава и остальные остались живы. Надо признать, мы успешно развалили их наследство. За месяц мы разрушили то, что они строили и хранили пятьдесят лет.

«Белогор разрушил», – хотела сказать она, но понимала, что это была бы только часть правды.

– Что это за Гвардия, что держалась на плечах четверых и рухнула, стоило им уйти, – протянул Лель.

– Может, если бы они не погибли сейчас, успели бы подготовиться к уходу.

Лель грустно рассмеялся:

– Разве мы, гвардейцы, не должны быть всегда готовы уйти? Помнишь, как Белава любила повторять…

– «Всех нас ждёт один конец…»

– «…и не в наших силах это изменить. Пока в ночи бродят чудища…»

– «… мы должны быть готовы умереть». – Аньяна всхлипнула и закрыла лицо рукой. – Я не готова, Лель.

– Я тоже.

В коридоре послышались взволнованные голоса и шаги. Аньяна с Лелем переглянулись и направились к двери.

– Прибыли четверо Воронов, – бросил пробегающий мимо гвардеец. – Кажется, один из них серьёзно ранен. Мы увидели в окно.

Парадные двери распахнулись, и двое Воронов внесли третьего. Четвёртый бежал следом. Лель бросился на помощь.

– До лазарета не донесём, – крикнул один.

– Ко мне в кабинет! – скомандовала Аньяна.

– Я за травами! – крикнул Лель и побежал к выходу.

– Что случилось? – Аньяна залетела в кабинет.

Она смахнула со стола свитки и пергаменты и помогла уложить раненого на стол. Из носа, рта и ушей у него текла вязкая синяя жидкость. Аньяна распахнула кафтан, но не увидела видимых ран. Только на груди тлела кровавая руна. Ворон уже был мёртв.

Аньяна оторвала взгляд от тела. В кабинете, кроме неё, остался один из Воронов, что принёс мертвеца. Он не отрываясь глядел в окно, на алый, догорающий закат. Ворон – светловолосый мальчишка не старше семнадцати – был мокрый от пота и дрожал.

– Что случилось? – повторила она вопрос, замечая, что кафтан на Вороне висит мешком, словно бы снятый с чужого плеча. На запястьях его она заметила ещё руны. А на большом пальце правой руки кольцо в форме когтя.

Тело крикнуло: «Беги!» – но Аньяна приготовилась сражаться.

– Кто ты! Сдавайся и останешься жив!

– За Чернобога! – крикнул мальчишка и вспорол кольцом запястье.

Тело его затряслось и рухнуло. Аньяна приняла боевую стойку, но ничего не увидела. Мгновения тянулись бесконечностью, но ничего не происходило. Что за чёрт?

Аньяна перевела взгляд на мертвеца на столе. Он распух и посинел, словно утопленник, и сочился чёрной жижей. Аньяна вскрикнула. Он был под завязку начинён «Синим пламенем»! Тело взорвётся, и от гарнизона не останется камня на камне, а пламя будет плясать до тех пор, пока не сожрёт всё до основания.

Аньяна бросилась к двери.

– Все на выход! – закричала она. – Спасайтесь!

Лель мчался по лестнице с охапкой трав.

– Лель, выводи всех! Общая тревога!

Лель не задавал вопросов, бросил травы и помчался выполнять приказ.

Аньяна вернулась в кабинет и закрыла дверь. Можно изолировать «Синее пламя», окутать его водяным куполом до того, как труп взорвётся. Может получиться. Нет, должно получиться!

Аньяна, глотая слёзы и страх, распахнула окно, вытянула дрожащие руки. Снег превратился в воду и ворвался в комнату. Окно хлопнуло, прибитое сквозняком, а Аньяна уже заплетала чары. У неё получится. У неё всё получится! Сегодня никто не умрёт! Не сегодня!

Водяной купол окутал тело, вытягивая из него зелье.

По стене скользнул последний солнечный луч, погрузив комнату в сумерки. И Аньяна увидела их.

Пять Теней стояли вокруг тела чернокнижника и, кажется, глядели на Аньяну в ответ.

Когда первая тень вошла в неё, купол выдержал. Аньяна закричала от боли, но не опустила рук, продолжая защищать Гвардию. Когда к ней присоединилась вторая, купол задрожал и часть его дождём пролилась на ковёр.

– Не… сегодня! – выдавила Аньяна, собирая остатки магии и удерживая купол.

Когда третья Тень вошла в неё, Аньяна поняла, что её разрывают на части. Купол рухнул. И она вместе с ним.

Они успеют. Должны успеть! Василиса пригибалась к лошадиной шее, одной рукой крепко держась за узду, а другой обнимая Дару. Кирши мчался впереди, Финист поспевал следом.

Следы неумолимо вели их в столицу. Четверо всадников покинули деревню и, не особо скрываясь, двинулись к Даргороду. Василиса не знала, как и чем они смогут помочь, но понимала, что остаться в стороне невозможно. И если будет битва, битва с несокрушимыми Тенями, они её примут. И она будет надеяться, что выстоят.

Снег взметался под копытами, каждый рывок мощных лошадиных шей приближал их к Даргороду, солнце неумолимо клонилось к горизонту.

Вот уже город выплыл из-за леса, снежный, залитый ярким брусничным светом.

Кони пересекли первую городскую стену, практически красную в этот час.

Люди с криками рассыпались в стороны, боясь угодить под копыта. Кричали проклятья вслед и бросались снегом. Дара плакала.

Вторая стена осталась позади с последним лучом заходящего солнца. Василиса хлестнула лошадь, которая рвалась вперёд из последних сил и хрипела, угрожая в любой момент рухнуть замертво.

Третья городская стена утонула в сиреневых сумерках.