Он был изумлен, его брови приподнялись, он посмотрел на Франциску, которая осталась стоять у двери, но Крамер не позволил ему изумляться долго, он уже стоял у прилавка.

— Вы только что купили у этой дамы кольцо? — спокойно спросил он.

Ювелир кивнул, все еще изумленный, но уже весьма неуверенный, уже с налетом страха в надменных удивленных глазах.

— Кольцо стоило сто пятьдесят тысяч лир, — сказал Крамер на своем твердом, безупречном итальянском. — Вы же заплатили за пего восемнадцать тысяч. — Допрашивающая машина сухо излагала факты.

— Дама может получить кольцо обратно, если пожелает, — сказал ювелир. Он открыл ящик, в котором лежало кольцо.

— Дама не желает получить обратно кольцо, она желает, чтобы за него заплатили надлежащую сумму, — сказал Крамер, быстро и не допуская возражений.

Гангстер. Значит, все-таки он. Мужчина — настоящий гангстер. А в женщине я ошибся. Хорошо сработала банда. Он пододвинул ногу к кнопке вызова полиции.

— Если вы нажмете кнопку, это будет иметь неприятные последствия только для вас, — сказал Крамер. — Я охотно объясню полиции, почему я здесь.

Полированные деревянные витрины, их темный блеск, все это, как страшный сон. Откуда он знает, что мне нужны деньги? Конечно, от Патрика, он еще вчера вечером допросил Патрика, он вытащил из него все, что касается меня, вчера вечером, когда я ушла.

— Я даю вам одну минуту времени, чтобы заплатить даме еще тридцать пять тысяч лир, — услышала она голос Крамера. — Если вы откажетесь, я приду через полчаса с инспектором Такки. Вы же знаете Такки, из отдела по борьбе с мошенничеством. Он особенно интересуется обманом иностранцев.

Снова игра с ящиками, на сей раз открывается ящик, где лежит шкатулка с деньгами; она услышала шелест купюр, но не подошла ближе, деньги за нее взял Крамер.

— Вы в любом случае не прогадали, — сказал он ювелиру, который смотрел на него неподвижным, полным ненависти взглядом, узор в мелкую полоску, никогда не бывшее молодым, никогда не ставшее зрелым лицо обманутого торговца. — Только подумайте, сколько вам пришлось бы заплатить Такки, чтобы он не сделал эту историю достоянием гласности. И кроме того, мне, потому что у меня тоже прекрасные связи с прессой.

Он не спеша повернулся, подчеркнуто медленно пошел к двери, открыл ее, при этом колокольчик звенел пронзительно и долго, пока Франциска проходила мимо Крамера на улицу, после чего он тщательно закрыл дверь, и звонок умолк.

Он сунул ей деньги в карман пальто и пошел рядом. Деньги от убийцы. Безупречный аборт, финансированный убийцей.

— Спасибо, — сказала Франциска. — Спасибо вам.

— Не за что, — ответил Крамер. — Мне доставило удовольствие отнять у этого мерзкого еврея немного денег. — Франциска остановилась.

— Он еврей? — спросила она.

— Конечно, — сказал Крамер, — видели фамилию на двери? «Альдо Лопес». Лопес — типичное имя венецианского еврея. Характерное имя маранов.

Она двинулась дальше в сопровождении Крамера. Значит, он еврей, Шейлок в Венеции. Интересно, есть ли у него дочь? Нет, дочери у него наверняка нет, иначе он не предложил бы мне восемнадцать тысяч. А может, у него все же есть дочь. Ведь все, что делал Шейлок, он делал ради своей дочери. Впрочем, мне это безразлично. Это один из способов крамеровского преследования евреев. И я в этом участвовала.

Не зная, куда идти, она дала человеческому потоку увлечь ее за собой, среди людей я могу не бояться Крамера, они прошли вдоль пассажа, их вынесло назад, в направлении Сан-Марко.

— Ловко же вы меня выудили, — сказала она, когда они вышли на площадь. — Это все равно что найти отдельного муравья в муравейнике. Я вас поздравляю.

Он покачал головой.

— Венеция не муравейник, — сказал он. — Я просто сделал ставку на отделы пассажа. Там проходят все. — Он возвестил это, словно закон. Потом добавил: — Пойдем в «Квадри». Мне надо с вами поговорить.

Бесполезно отказываться, она последовала за ним, они прошли под арками, в «Квадри» было почти пусто, они сели за столик у окна, через стекло Франциска увидела белый воздух, в котором прохожие казались тенями, масками, как на венецианском маскараде, изображенном на декорациях в стиле рококо в «Антико Кафе Квадри», под которыми она сидела, чтобы слушать Крамера. Она заказала чай, чтобы согреться, Крамер велел принести бутылку пива, кстати, на сей раз на лице его не было прежней жадности; содрогаясь, Франциска рассматривала запотевший от холода пивной стакан, ледяную пену, которую Крамер моментально сглотнул.

— У вас было всего две возможности уехать из Венеции, — деловито начал объяснять он, поставив на стол пустой стакан. — Вокзал или стоянка такси на Пьяццале-Рома. — Он помолчал. — Луиджи и несколько других парней, которых вы видели вчера вечером, хотят спровоцировать мелкую ссору, например вырвать у вас сумочку или что-нибудь в этом роде, чтобы помешать вам уехать. Началось бы полицейское дознание, для начала вас бы просто задержали. Эти ребята сделают за деньги почти все. — Он отпил еще глоток пива. — Но я лично поставил на пассаж. Собственно, я хотел избавить вас от такой неприятной истории.

— Благодарю, — сказала Франциска. — Вы так любезны. Вы не хотите позвонить бедным мальчикам и сказать им, что незачем больше ждать.

— Я не имею с ними ничего общего, — сказал Крамер, — а кроме того, ведь может случиться и так, что я не сумею отговорить вас покинуть Венецию.

— А вы попробуйте, — отвечала она. — Похоже, вы придаете моей персоне большое значение. И, судя по всему, вы кое-что обо мне знаете, например, что я собралась продать кольцо. Вам ведь не пришло в голову, что я, возможно, собралась купить какие-то драгоценности.

— Вы нашли себе плохого защитника, — сказал Крамер.

— Он не мой защитник. Он человек, который сделал мне некое предложение, чтобы помочь мне.

— И вместо этого привел вас в мое общество, не так ли? — Крамер не стал ждать ответа. — Он еще вчера вечером рассказал мне вашу историю. Если бы он не рассказал мне вашу историю, возможно, я позволил бы вам скрыться. Такие слова, как «убийца», беспокоят меня меньше, чем вы думаете, я к ним уже привык. Все дело в том, чтобы знать, кто их произносит. С тех пор как я знаю вашу историю, я понимаю, что вы можете быть опасной для меня. Есть только один сорт людей, которые могут быть для меня опасны, — такие люди, как вы.

Для него люди поделены на сорта. Например, евреи. Или мальчишки, готовые за деньги почти на все. Или опасные и неопасные.

— Похоже, что О’Мэлли вы совсем не боитесь? — спросила она.

— Этого? Нет. Он хочет меня убить, я знаю. — Он засмеялся. — Он этого никогда не сделает.

— Возможно, вы ошибаетесь, — сказала Франциска под воздействием внезапного импульса, но неуверенно. — Может быть, он сделает это тихо, на свой лад.