Однако Камминс должен был признаться себе: причина того, что проповеди Эпеса вызывали у него неприятие, была даже не в нарушении буквы и духа Писания. А они были нарушены, ибо всякому памятно, что бабкою царя Давида была Руфь-моавитянка, всем сердцем принявшая слово Божие. Но всю жизнь провоевавший с краснокожими – и крещеными, и язычниками – Джон Камминс хорошо узнал их обычаи и до некоторой степени сроднился с ними. Нет, он не мог сказать, что стал похож на врага. Но он знал, что таких врагов следует уважать, а тех из них, кто стал друзьями, – ценить. Вот почему призывы Эпеса не находили отклика в его душе.

Но это было еще до разговора с генеральным судьей.

Поскольку Мэйсон отказался назвать свои источники, Камминс, безусловно, намерен был сам выяснить все подробности готовящейся диверсии. Будучи не склонен верить на слово никому, и представителям власти в особенности, – генерал все же полагал, что если судья и сказал не всю правду, то в главном не солгал. Именно потому, что замысел исходил от человека абсолютной нравственной чистоты и полностью далекого от войны. Военные – если они действительно военные, а не прикрываются этим именем, – всегда учитывают число жертв и на своей стороне стараются свести их к минимуму. Так считал Камминс. Но духовные вожди ради высокой цели готовы на все и не пожалеют никого.

И убедить их в том, что они не правы, не представляется возможным. Ибо цели их действительно высоки, а намерения чисты. Так что выход только один – предугадать и предупредить их действия. И недостаточно обеспечить русское консульство подобающей охраной. Кстати, если об этом станет известно, это только подогреет рвение сторонников преподобного. А ведь среди них есть люди и более яростно настроенные. Джереми Сеттл, например. Он молод, пылок и не зря заслужил от соратников прозвище Пламенный. Если он прознает о том, что правительственные силы собираются помешать замыслам гидеонитов, это может сподвигнуть его на более чем решительные действия.

О том, какими могут быть эти действия, генерал Камминс догадывался. Он воевал не только с индейцами, и образ мыслей гидеонитов понимал немногим хуже. Теперь оставалось проверить эти догадки.

Библейская школа в Нью-Бетлехеме находилась под патронатом Джедедии Уайтинга, одного из самых почтенных столичных коммерсантов. Располагалась она на высоком речном берегу, рядом с пристанью. Как считалось – для удобства тех, кто прибывает по Иордану из отдаленных селений для того, чтобы изучать слово Божие. Недоброжелатели – а таковые есть и у самых добродетельных людей – объясняли это тем, что Уайтинг превратил подвалы школы в филиал своего торгового склада, и отсюда перегружаются на барки тюки и бочки с товаром, поскольку Джедедия Уайтинг продавал первоклассный табак, а также виски. И уж совсем тихо передавались слухи о том, что все эти сложности заведены для того, чтобы в случае облавы по реке могли уйти те, кто в этой школе тайком собирается.

Все три объяснения были правильными. Ибо гидеониты сурово порицали употребление крепких напитков, а вовсе не торговлю ими. И Уайтинг, в своем быту не употреблявший даже имбирного пива, принадлежал если не к вождям гидеонитов, то к верным их последователям.

Он не мог не сознавать, что, предоставляя возможность гонимым братьям собираться в Библейской школе, он подвергает опасности и свою жизнь, и, что важнее, свой бизнес. Но если б Уайтинг отказал им – было бы еще хуже. Братья Гидеоновы не терпели в своей среде ни предательства, ни непослушания. Поэтому оставалось только соблюдать все меры предосторожности. Благо, если за школой следили, отличить заговорщиков от обычных учителей и учеников на взгляд было трудно. Не говоря уж о том, что многие учителя и ученики сами были заговорщиками.

И теперь, в ночи, Уайтинг, крупный, кряжистый мужчина, – прямой портрет тех первопоселенцев, что приплыли сюда из Старого Света во дни господства Баалова, – благоговейно внимал преподобному Эпесу. Духовный наставник гидеонитов едва достал бы коммерсанту до плеча, он был сухощав, сед, с редкой бородкой, солидности в нем не было никакой, но ее с лихвой заменяла способность подчинять себе внимание окружающих. Среди присутствующих он царил. А здесь были люди, пользующиеся большим влиянием в братстве.

Хотя и не все. Скарборо, например, отсутствовал, что не преминул отметить Эпес, помянув «этого полукровку, попущением Господним носящего имя Ездры».

– Наставник, я бы не стал отвергать человека, столь много сделавшего для нашего братства, пока есть еще возможность склонить его действовать на нашей стороне, – отвечал Сеттл. При всем почтении, которое он питал к преподобному, Пламенный был здесь единственным, кто решался противоречить Эпесу. Преподобному по годам он годился в сыновья. Был красив собою, с тонкими чертами лица и большими выразительными глазами. Немало благочестивых девиц и даже замужних женщин мечтало, чтоб взор этих глаз обратился в их сторону. Напрасно, единственной любовью Пламенного Сеттла была свобода Галаада. – Не вы ли говорили, что в решающий миг все силы братства Гидеонова должны подняться против филистимлян и детей Исава, а у брата Эзры достанет и отваги, и дерзости повести их за собой.

– Дерзости у него много больше, чем надобно, – отвечал Эпес. – Оттого и не следует доверять ему наши решения. Ибо только самые достойные могут осуществить наш замысел.

Достойные – а их собралось здесь более дюжины, и каждый представлял общины братства по всему Галааду, – внимательно прислушивались.

– Когда поднимется весь праведный народ Галаада, – а он поднимется, если наш план осуществится, – ни к чему нам будут те, кто ищет собственных выгод в служении и обнаруживает прихоти. Мы град Господень на земле, и Господь – защита наша, и погубить нас может лишь нерадение!

Братья, внимавшие Эпесу, закивали, однако молодой Сеттл продолжал стоять на своем.

– Тогда почему мы медлим? Разве не лучше уничтожить гнездо нечестивцев, прежде чем те обступят нас? Те, кто с войной знаком не понаслышке, знает: кто первым вступает в бой, тому Господь дарует победу.

– Поспешность не угодна Господу, – отрезал Эпес. – Неужто ты считаешь, неразумный, что мое рвение к победе меньше твоего? Но народ наш воистину жестоковыен и сплотится лишь тогда, когда увидит кровь братьев своих, что вопиет к небесам. Иного выхода нет. Язычники должны пролить кровь праведников, и она скрепит дело. Корабли же язычников, сии порождения Вельзевуловы, еще не приблизились к гавани Хеврона. Только тогда, когда они покажутся на рейде, мы выступим, и ни часом раньше.

Спор продолжался, и, хотя иные братья в сердце своем поддерживали Сеттла, авторитет преподобного Эпеса был слишком высок, чтоб ему противоречить. И Эпес одержал верх, провозгласив:

– Ступайте, братья, отправляйтесь к своим товарищам и предупредите, чтоб ждали моего сигнала. Трезвитесь, бодрствуйте и помните: дьявол, враг наш, рыщет кругом, словно лев рыкающий, ища, кого поглотить.

Под «львом рыкающим» он, несомненно, имел в виду агентов Государственного Совета или армейской разведки. Но даже если таковые и следили за школой Уайтинга нынче ночью, им не удалось заметить, как тайно разошлись участники собрания.