Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только подозрения… Одни голые подозрения.
Быть может, Надя права, и я действительно параноик?.. Это надо обдумать. Но за каким чертом Песков смылся с утеса во время грозы? Для чего заглядывал в расщелину? Почему, зная об опасности, не согнал с утеса нас, хотя бы и пинками?
Пока остаются эти вопросы, мой диагноз тоже не бесспорен.
Еще раз получив комом грязи по спине, я поднялся, насквозь промокший и злой, обругал скалящего зубы гоминида, попытался почиститься, но только размазал грязь по комбезу, подобрал зайца и потопал в лагерь.
Песков вел себя как ни в чем не бывало. Обрадовался зайцу и добровольно взялся освежевать и выпотрошить его. Отыскал где-то смолистых ветвей и ухитрился запалить костерок под навесом. В малом десантном котелке сварил бульон для Стерляжего, а остальное мясо нашпиговал диким луком и закоптил в дыму. Ну просто добрый товарищ с хорошим опытом выживания в саванне, мастер на все руки, желанное пополнение для любой команды!
Пополнение, к которому боязно поворачиваться спиной…
Не знаю, почувствовал ли он мою настороженность, – я старался не показывать виду, но при каждом удобном случае присматривался к «желанному пополнению». Одно из двух: или оно, пополнение, в совершенстве освоило метод Станиславского, или за мной пора высылать санитаров со смирительной рубашкой. Ловите, вяжите меня, социально опасного! А у алжирского бея под носом, знаете ли, ба-а-альшая шишка!..
Вечером дождь изнемог и едва-едва не проглянуло солнце, но после заката опять врезал ливень с грозой не слабее вчерашней. Три молнии ударили в утес и скатились по нему огненными змеями. Волосы на голове то и дело становились дыбом. Навес, разумеется, протекал, и мы лежали на мокрых подстилках. К счастью, хляби небесные разверзлись ненадолго, и вскоре кто-то там, наверху, прикрутил кран. Песков сказал, что в прошлом году было примерно так же: две недели сплошных дождей с жуткими грозами по ночам, речка разлилась до самого утеса, и уже на пятый день в ней был замечен первый аллигатор… Вот радости-то!
Теперь он, то есть не аллигатор, а Песков, спал, положив голову на свой вещмешок, и его, то есть Пескова, а не вещмешка, храп звучал несерьезным подголоском к могучим руладам Стерляжего. Дозорных на ночь решили не выставлять: по словам того же Пескова, запросто можно было положиться на австралопитеков, чующих опасность гораздо лучше своих испорченных цивилизацией потомков. Обезьяночеловечье племя хорошо знало, что такое гроза, и сочло за благо ночевать на земле подальше от скал. Некоторые семьи по нашему примеру соорудили навесы, редкостно безобразные на вид. Выгнанные на периферию дозорные хныкали и выли, но не спали на посту. Откровенно говоря, и я бы не сомкнул глаз на их месте, рискуя быть съеденным и будучи вооружен всего-навсего острым камнем. Черт побери, сколько проб и ошибок было совершено разумными приматами Земли, пока не появились мы, хомо всезнайки! Сколькими миллионами трупов пришлось заплатить! Взять хотя бы грибы – какие съедобны, а какие нет? Пробы и ошибки, трупы и трупы.
А сколько ошибок нам еще предстоит совершить?
И учимся ли мы на ошибках? Сказал умный человек: не ходите, дети, в Африку гулять. А мы где? Что с того, эта мокрая саванна помещается на другой планете? Африка и есть, почти никакой разницы. Что мы тут забыли? Не зря Лаз неохотно пробивал канал к Надежде! Дернул меня леший связаться со Стерляжим, двуногим стенобитным тараном, только и умеющим сокрушать лбом стены… Вся его идеология: ура-ура, в штыки, на штурм, на слом! А зачем – он себя спросил об этом? Корпорации нужно? Верно. Но наверняка можно было найти более приемлемый путь…
– Свят, ты не спишь? – толкнула меня Надя.
– Не сплю.
– Думаешь?
– Угу.
– А о чем ты думаешь?
– О том, дойдет ли Стерляжий до танка.
– Думаю, да. Ему уже гораздо лучше. В крайнем случае мы поможем.
– Поможем, конечно, – согласился я.
– А еще о чем ты думаешь? – спросила Надя, не удовлетворившись моим ответом.
– Курить хочу, вот о чем.
– Ты же некурящий.
– Бросивший. – Я вздохнул. – То есть не я, а Берш. Он в армии дымил вовсю. У меня две памяти о прошлом, ты забыла? И два комплекта привычек.
Я почувствовал, что она улыбнулась.
– Это можно скорректировать…
– Угу. Если я позволю. И если мы когда-нибудь выберемся отсюда.
– Лучше скажи: если будет налажен надежный канал «Земля – Надежда». А знаешь, я верю, что так и будет. Быть может, нам вообще не придется выбираться – все доставят сюда.
– Ну-ну, – сказал я насмешливо. – Постоянный канал, база, производство, рабочий поселок, спальни с лучшим в мире кондиционированием, сафари по выходным, австралопитеки на неквалифицированных работах…
– Между прочим, австралопитеки завтра пойдут с нами. Так почему бы нет?
– А почему бы да? Я думаю, Корпорация давно уже отказалась от всей этой затеи. – Тут я спохватился и придержал язык. – Положим, у нас-то есть шанс выбраться, но насчет большего… Думаю, вряд ли. Знаешь, Надя, мыльные пузыри часто бывают очень красивы, но они всегда лопаются…
– То же самое когда-то говорил Митрохин Исмаилову по поводу базы на Луне. Маниловщина, мол. Что изменилось с тех пор? Только то, что Корпорации понадобилось более перспективное убежище, чем Луна. И Корпорация его получит, это я тебе говорю. Здесь или в другом месте. Ну не может она оставаться на Земле и не оказаться ни во что втянутой, не может, пойми ты!
– Это я понимаю, – сказал я. – Я не понимаю другого: почему надо выходить из драки, когда есть все шансы победить?
– Взять власть, пригнуть конкурентов и поставить Россию во главе цивилизации? – с ходу уловила Надя. – Зачем?
– Хотя бы для того, чтобы изжить комплекс унижения.
– Допустим. А еще?
– Чтобы быть уверенным в завтрашнем дне, – произнес я с запинкой.
– В мире господства, доставшегося даром? В мире, где Россию не станет ненавидеть только ленивый? Ой ли?
– В мире, где будет выгодно быть россиянином, – возразил я, – хотя бы человек не имел ни капли славянской крови. Как Абрам Ганнибал. Все теории, основанные на общности крови, – идеология идиотов и руководящих ими подлецов. Общность культуры – уже существеннее, хотя можно плясать в чуме под бубен и быть при этом россиянином. Тот, кто осознал себя россиянином, тот им и стал, будь он хоть папуас с кольцом в носу, и нечего тут усложнять. Все продуктивные идеи просты, очень просты.
– А если твой папуас не захочет становиться россиянином? – спросила Надя.
– Захочет. Почему чехи вдруг решили, что они скорее немцы, чем славяне? Что, обратный процесс невозможен?
– А почему ижоры вдруг решили, что они ижоры, а никакие не русские, как по паспорту? Почему кумыки никогда не захотят именоваться лезгинами и наоборот? Почему баски никогда не…