– Брось ты это самоедство, Данька. Зачем теперь?.. Ты ни в чем не виноват.

– Да виноват я, виноват! Но дело не в этом. Я знаешь что подумал? Может быть, и Борька еще не такой конченный, как мы о нем порешили? Может, не надо его так однозначно размазывать по стенке? А вдруг нам еще удастся вытащить его?

Саша ответила не сразу.

– Нет, Даня. Борька обречен. Я тоже много об этом думала после нашей с ним встречи. Я действительно хотела размазать его по стенке, как ты сказал. Но потом увидела – это не нужно. Он сам себя размазал, сам себя кончил, сам себя обрек. Та боль, та разруха, которые он нес и несет людям, уже обернулись против него самого. Только он пока еще не знает этого, не понял. Но поймет, Данька, очень скоро поймет!

Данька печально качал головой.

– Послушай, мы с тобой еще не говорили о том эпизоде с Толькой Чипковым – помнишь? Все как-то недосуг было. Ты думаешь... Неужели Борька имеет какое-то отношение к похищению Чипа?

«Значит, и у Даньки возникло это же самое чувство!»

– Ты знаешь, Филя явно хотел мне что-то рассказать тогда... Я имею в виду – в тот последний раз, по телефону. И мне почему-то показалось, что это было связано с той их летней встречей втроем, когда они разругались. Почему Чип тогда обозвал их последними словами, почему напился? О чем он хотел мне рассказать по возвращении?

– Боюсь, теперь нам остается лишь строить догадки. Из них троих один Жемчужников остался в состоянии говорить, но я не думаю, чтобы когда-нибудь у него развязался язык.

– Нет, Шура, ты как хочешь, а я не могу думать, что Толяна тоже нет в живых! Это слишком! Неужели судьбе мало одного Филимонова? Ведь никто не видел Чипа мертвым.

Но оба они понимали, замешан в том Борька Жемчужников или не замешан, а Толик Чипков вряд ли уже когда-нибудь вернется из своей затянувшейся командировки.

Ниночка принесла кофе, и постепенно разговор снова закрутился вокруг самого последнего, «горячего» события.

– А вы знаете, ребята, я, пожалуй, все-таки схожу на похороны Соколова, – сказала Александра. – Так сказать, для полноты впечатлений. А ты как, Данька?

– Нет уж, спасибо. Я не самоубийца! Боюсь, мне и Славку Филимонова придется завтра хоронить, изменив внешность. Меня каждая собака знает в лицо, и Вьетнамец...

– Кстати! Насчет Вьетнамца.

Саша отставила чашку, и Данька увидел в зеленых глазах товарища по борьбе хорошо ему знакомых чертиков. Он сразу понял, у нее уже созрела очередная бредовая идея. И за что ему такое наказанье?! Определенно кончится тем, что жена прогонит из дому...

– А что с ним такое?

– Да пока ничего. Я просто подумала, он ведь все равно не даст тебе покоя, Данька. Как-никак, а прокололся Вьет именно на тебе! Такое не прощается. Не могут же ребята из худяковской группы быстрого реагирования ходить за тобой всю оставшуюся жизнь.

– И что ты предлагаешь, Шура? Нанять для него киллера?

– Ну что ты... Это несерьезно. Да и не нужно, этот парень все равно плохо кончит и без нашей помощи. Вопрос времени! Но мы можем поспособствовать, чтобы это произошло поскорее. А для начала надо просто переключить Вьетнамца на другую цель. Надеюсь, братья-журналисты нам помогут. Как ты думаешь, Данька?

Нина в изнеможении откинулась на спинку стула.

– Нет, – простонала она, – я точно убью вас обоих!

В течение следующей недели в воронских газетах самого разного толка прошла серия сенсационных и скандальных публикаций, резко поднявших тиражи этих изданий. В маленьких заметках, в «колонках редактора» и в огромных «подвалах» усиленно муссировались и комментировались пикантные факты из жизни криминального мира. Приводились такие детали, которые могли быть известны только очевидцу, – и в то же время преподносилось все это так, чтобы написанное можно было при необходимости выдать за богатую фантазию автора. Направо и налево упоминались имена Вьетнамца и Паневича, а одна «желтая» газетенка даже назвала в одном ряду с ними фамилии трех высокопоставленных чиновников, двух крупных предпринимателей и одного заслуженного артиста. Разумеется, вытащили на свет Божий призрак Сергея Юрьевича Мыздеева, не дожившего самую малость до кресла прокурора области. Намекнули, что и его «дорожно-транспортное», и даже скоропостижная кончина его бывшего патрона и друга Соколова – все это, мол, неспроста и все имеет глубокие корни, уходящие в «половые разногласия членов тайного ордена „Голубой розы“...

Все материалы, естественно, были подписаны разными фамилиями, среди которых были и очень известные, маститые. И все без исключения авторы ссылались на такие близкие к мафии источники информации, что... «Ближе не бывает», как выразился один паренек из «Слухов».

И только «Воронский колокол» – вопреки ожиданиям многих – ограничился вполне пристойным обозрением «Конец эпохи Старика». На фоне разнузданных откровений собратьев по перу оно казалось просто скучным.

Что касается Вьетнамца и Лени Паневича, то эти, еще не оправившись от первого шока, в один день получили анонимные письма почти идентичного содержания. Различались они, естественно, именами «виновников базара».

Расчет Александры оказался верен. Несмотря на общую сексуальную ориентацию, оба волка люто ненавидели один другого и ждали только повода, чтоб насмерть вцепиться друг другу в глотки. А после мощной «артподготовки» в прессе нервы у обоих были на пределе. Словом, еще через неделю те же газеты уже пестрели сообщениями о кровавых разборках, и Даня Кулик мог смело «выходить из подполья». Вьетнамцу теперь было не до него.

Банкет по случаю успешного завершения «воронского этапа» прошел на высоком идейном и дружеском уровне. Чтобы «не светиться», решили собраться на бывшей квартире Лены Журавлевой – той самой, которую последние два месяца снимала Александра. Присутствовали все, кто имел хотя бы самое скромное отношение к операции, для которой ее автор и разработчик предложила кодовое название «Букет кактусов». И даже Маринка, успевшая за прошедшее со дня их расставания время превратиться из Ребрицкой обратно в Воронкову.

Не было лишь Иванова-Вано. Разумеется, он должен был быть, просто обязан, но... Кулик оборвал все телефоны общих знакомых, истер все покрышки своего драндулета, разыскивая детектива в городе и окрестностях, но все без толку. С той самой ночи, когда он высадил Александру возле ее дома, и она сказала ему, что больше не нуждается в его услугах, Вано будто сквозь землю провалился. По одним слухам, он махнул на Канары с какой-то «крошкой», по другим – наступил на хвост некому «крупному зверю» и лег на дно...

В Отмашке, в Пятом железнодорожном тупике, полным ходом шел капитальный ремонт. Обе комнаты сыщика были заставлены козлами штукатуров-маляров, кишмя кишели мастеровым людом. Исчез куда-то не только компьютер, но и вся мебель и всякое, казалось, напоминание о хозяине. Могучий комендант тетя Клава, лично надзирающая за ходом работ, на все Данькины домогательства сурово отвечала: «Ничего не знаю, не видела. Не велено говорить».