Акцентирую карандашом когти на скрюченных пальцах. Дорисовываю деформацию кожи на виолончели. Дьявол держит девушку одной рукой за шею, другой бренчит по струнам-волосам.

Если не считать, что нарушены пропорции рисунка, стоит признать, что сюжет и динамика уже есть.

– Это части тел? И лопата? – уточняю.

Девушка снова кивает.

Прорисовываю.

Нога копытом опирается на колонку, сшитую из остатков тел. Куски рук, пальцы, фрагменты лиц, хрящи.

Вместо решетки динамика на колонке основание лопаты.

Добавляю на полу разлитые чернила.

– Ым, он смеется.

Поднимаю глаза, девушка показывает, какой я должен нарисовать улыбку дьявола.

– Дьявол смеется оскалом.

– Ым, папиной улыбкой, – говорит она сквозь сжатые зубы.

Дорисовываю.

Показываю результат.

Клиентка довольна.

Она может ничего не говорить, я вижу, что изобразил именно так, как она представляла.

Когда эскиз готов, я достаю новые перчатки. Хотя что уж, весь измазался в крови. Каждый раз во главе моей работы была безопасность личная и здоровье клиента.

И вот.

На тебе.

Кисть забинтована, лицо в крови. Первым делом пойду к врачу. Сдам анализы. Все анализы.

Интересно, можно ли заразиться психической болезнью?

Может, я уже заразился? Звук виолончели нарастает. Демон с картинки начинает играть в моей голове.

Эта девушка… Она как будто управляет… манипулирует мной.

Нет-нет.

Во-первых, это невозможно. Во-вторых, это лишь мое воображение.

– Псих никогда не признает, что он псих.

Говорю вслух и ловлю на себе удивленный взгляд клиентки.

В кабинет заходит мужчина.

– На сегодня лучше прерваться. Продолжим завтра.

Как по команде, девушка встает и выходит за дверь. Я не успеваю возразить.

Я не закончил. Не обклеил пленкой, не рассказал, как нужно заживлять свежую татуировку.

– Всего доброго. Завтра в это же время мы приедем.

– Подождите, – встаю и подхожу к двери.

Мужчина показывает мне оставаться на месте. Он смотрит на замотанную руку, на мое испачканное лицо. Смотрит, не понимает, почему я так выгляжу, но разбираться не намерен.

– Не переживайте, – говорит он. – Насчет денег я позаботился. За сегодня оплачено в кассе. Аванс на завтрашний сеанс обязательно внесу, когда буду выходить из салона.

– Нет. Я не о деньгах.

– Простите. Мы очень торопимся.

Мужчина не собирается со мной объясняться. Достаточно вежливо, но резко дает понять, чтобы я отстал.

– Скажите хотя бы… Мне же интересно.

– В другой раз.

– Девушка. Кто она?

Мужчина не дает мне приблизиться, но останавливается.

– Моя пациентка.

– Она больна? Может, заразна?

– Нет.

Теперь я точно никуда не отпущу его, пока мне все не объяснит.

– Это не ответ.

Мужчина вздыхает.

– Скажем так. У девушки были некоторые душевные расстройства.

– Какие?

– Не важно. Вам достаточно знать, что она поправилась. Много лет девушка наблюдается у меня и своим примерным поведением заслужила поощрение.

– Не понимаю.

– У нее сегодня день рождения. Исполнилось двадцать лет. В качестве подарка она попросила татуировку.

– Да мне плевать, что она попросила. Мне важно знать, чем она больна.

– Нет повода беспокоиться.

Он смотрит мне в глаза. Такой пронзительный взгляд. Мне становится не по себе. Такое ощущение, что он видит меня насквозь.

– Она что-нибудь вам говорила?

– Нет, – отвечаю и борюсь с желанием стыдливо отвести глаза. – Она вообще практически не говорит.

– Тогда до завтра. Всего доброго.

Доктор не станет раскрывать всю правду. Он не расскажет, что эта девушка хладнокровно убила всю свою семью, пока те мирно спали. Не расскажет татуировщику, что она лопатой обезглавила патрульного, пытавшегося ей помочь.

– А что она должна была мне сказать?

– Не важно, – уклончиво отвечает врач и открывает дверь.

– Мне нужно себя с ней вести как-то по-особенному?

– Нет. У девушки было, – он выделяет слово «было», – психическое расстройство. Но не переживайте, она поправилась. Наш визит к вам – это завершающая часть терапии.

Впервые слышу, чтобы психов лечили татуировками.

– Но почему именно я? В городе полно мастеров, которые работают на выезде. Один звонок – и к вам приедут…

– Моя пациентка долго готовилась к этому шагу. Подошла со всей ответственностью к вопросу. Прочла множество статей в поисках достойного специалиста.

Врач снова пытается прекратить разговор, но я не отстаю.

– Если она изучала вопрос, тогда она должна была прочесть обо мне, что портреты не мой профиль. Я умею, но это не самая сильная сторона моей работы.

– На это я ответить не могу. Знаю только, что моя пациентка выбрала именно вас. Причин запрещать ей это я не увидел. Она настаивала, что хочет сделать татуировку у вас.

Он заканчивает фразу с явным раздражением.

– Возможно, девушка что-то прочла о вас в одной из статей.

Мужчина прощается и выходит.

Я остаюсь наедине с усталостью, с грязными перчатками, ноющей от боли рукой и пугающими мыслями.

* * *

Майя внутри.

Она без труда проскользнула между железными прутьями решетки, убежала вглубь дома, оставив сестру с полицейским на веранде.

Лилия подрагивает. Она втягивает шею в плечи. Ей неуютно, страшно и стыдно. Она хочет убежать, провалиться, умереть на месте, что угодно, лишь бы не обратно в этот дом. Как поведет себя мама, когда увидит ее, провинившуюся, непослушную, глупую, чокнутую?

Занавеска отодвигается, в окно просовывается голова, глаза Майи смотрят на Владимира. Малышка улыбается и машет рукой.

– Открывай скорее.

Замок щелкает. Дверь распахивается.

– Лилочка, скорее! Я видела! Мама дома. Она там, она спит. Лилочка, поспеши.

Лилия медлит.

Она останавливается на пороге. Пальцы держатся за дверной проем. Девушка вглядывается в темноту комнаты.