Первый указ, дающий сербам, македонцам, болгарам и валахам право пребывания в России при условии, что они являются православными и составят пограничные конные и пехотные полки, датируется 14 декабря 1751 года. А указом от 11 января 1752 года уже была создана провинция Новая Сербия: там должны были обосноваться 16 000 солдат со своими семействами. Местным жителям, запорожским казакам, указ повелевал радушно встретить колонистов, оказывать им поддержку и не позволять себе в отношении их ни оскорблений, ни обмана. Сербам, в свою очередь, надлежало придерживаться воинского устава и не заниматься в России никакой торговлей. В мирное время солдату причиталось половинное жалованье, а чтобы восполнить недостаток средств, он должен был обрабатывать свой клочок земли.

Русский бригадный генерал Глебов принял командование этим регионом, границы коего были уточнены: на севере и западе — до пределов Польши, на юге — до Запорожья, а далее до Днепра, отделяющего его от прочих земель русской империи. В административном отношении колония управлялась из Киева, почтовый тракт связывал ее с Польшей. Даже самому Хорвату приходилось добиваться особого разрешения, чтобы получить доступ на польские дороги.

Поведение балканских вояк беспокоило соседей России: семейства Любомирских, Потоцких и Браницких сетовали на их частые набеги с целью умыкания женщин и крепостных. Хорват объяснял эти действия вынужденной самозащитой, но Сенату пришлось в официальном порядке устроить ему нагоняй, чтобы сохранить доброе согласие с Польшей. И все же, несмотря на эти бесчинства, предприимчивому сербу доверили организацию внутренней жизни провинции. По строжайшему приказу Елизаветы Новая Сербия должна была послужить примером освоения и хозяйственного использования степи.

За первый год своего существования колония получила 254 590 рублей. Каждому переселенцу выдали 20 рублей на обзаведение; в течение семи лет он был также избавлен от податей. Деньги служили для приобретения утвари и скота — исключительно в России, таким образом пополнялась государственная казна. Первые успехи выглядели многообещающе: новые поселенцы выращивали зерновые, изготовляли вино, им даже удавалось ткать лен. К немалой досаде казаков, они завязали с татарами обмен: меняли, к примеру, ткани на сушеные фрукты или металлические изделия. Русские также поощряли создание в воинских поселениях магазинов, торгующих всем вперемешку, ведь в случае войны они без малейших проволочек обеспечат снабжение армии продуктами питания и предметами первой необходимости. Сербам позволялось делать покупки в долг; кто в течение года не успевал расплатиться, с того причиталась 10-процентная пеня.

Были организованы там и школы, в них обучали чтению, письму, математике и военной тактике. Имелось специальное учреждение, дающее приют сиротам от семи до пятнадцати лет. После окончания школы все эти юноши зачислялись в пограничные полки. Открылся богословский институт для обучения священников; высшие церковные чины и преподаватели все без исключения были русскими. Чтобы приумножить численность колонистов, Петербург поощрял переезд в Новую Сербию женщин, не слишком добродетельных. Среди переселенцев было много таких, кто, оставив свои семьи на родине, был не прочь обзавестись новыми; иногда они умыкали полек или татарок, которых силком обращали в православие, чтобы затем жениться на них. Российское правосудие в эпоху правления Елизаветы, такой поборницы женских прав, нимало не препятствовало подобной практике, которую столь трудно назвать христианской.

Елизавета весьма кичилась этими православными поселениями. По такой оказии была выпущена особая медаль: на лицевой стороне изображалась Минерва, вооруженная воинскими атрибутами, перед монументом с надписью: «Учрежденная Новая Сербия» («Nova Serbia constituta»). Царица полагала, что совершила великое деяние: урегулировала пограничные проблемы в ущерб как ближайшим соседям — полякам и туркам, так и собственным национальным меньшинствам — татарам и казакам, причем умудрилась избежать открытых конфликтов с ними. Протесты Порты оставались довольно вялыми, без признаков всеобщего возмущения или попыток нарушить Белградский договор. Подарки и небольшие, но звонкие и полновесные знаки внимания убедили султана Мустафу примириться с сербскими поселениями. Обрезков к тому же дал ему попять, что демаркационная линия между двумя державами помешает казакам свирепствовать на турецкой территории. Русские и турки старались провести четкую границу между конфессиями. Елизавета обещала не дозволять никаких миссионерских посягательств по ту сторону своих южных пределов и поручилась за то, что православные жители Турции будут повиноваться султану. Своих целей она уже добилась: изолировала Порту от ее исконных союзников, особенно от Франции.

Вскоре на левом берегу Днепра возникла еще одна колония — Славяносербия; командовал ею русский бригадный генерал Бибиков. В 1757 году он получил позволение строить здесь форты и поселения, а на время строительства приезжие ютились у местных жителей. Жалоб последних русское правительство и гетман упорно не желали понимать. Славяносербия вскоре стала привлекать обитателей Новой Сербии, бежавших от тирании Глебова. Появлялись там и далматинцы, хорваты, албанцы, но они получали денежную помощь от русского правительства лишь при условии, что примут «истинную веру». Глебов зорко следил за тем, к какой конфессии принадлежат кандидаты в переселенцы. И неправославным отказывал — впрочем, это была единственная задача, которую он, по всей видимости, тщательно выполнял. Коль скоро в его обязанность входило назначать испытательный срок, он пользовался этим, чтобы избавляться от подозрительных лиц. В теории ему полагалось также вести дипломатическую корреспонденцию от имени своей провинции, но Сенат уклонялся от того, чтобы поручить ему эту официальную роль, опасаясь, что это слишком раздражило бы Порту, Австрию и Польшу.

В административном плане Новая Сербия входила в юрисдикцию военной коллегии; начиная с 1753 года обе колонии были отнесены к компетенции Сената. Киевский генерал-губернатор отвечал за поддержание добрососедских отношений мусульманского и христианского населения. Колонисты должны были регистрироваться у него, он определял их воинскую принадлежность и место жительства. В том же году Сенат решил основать для них свой административный и хозяйственный центр: будущий Елизаветград начал строиться в Новой Сербии, в четырех километрах восточнее Славяносербии. Возводить его должны были исключительно русские; гетману Разумовскому было велено подготовить 2000 казаков для их защиты. Опасаясь порчи отношений с поляками и турками, да и раздраженный недостаточно уважительным обращением со своими людьми, гетман послал туда всего 500 человек. Втайне он рассчитывал притормозить ход строительства. И не ошибся: султан призвал русского представителя Обрезкова, чтобы выразить ему свое недовольство. Сколько бы дипломат ни уверял, что укрепленный город предназначен служить заслоном от татар, Сенат был вынужден отправить в Константинополь официальный ответ. Там говорилось, что Елизаветград возводится исходя из хозяйственных, а не военных соображений. Сенат дал согласие, чтобы регион посетили два турецких наблюдателя. Глебову было приказано на время этой инспекции прекратить строительные работы. Осыпанные дарами, два оттоманских представителя покинули южную Украину с чувством глубокого удовлетворения. Однако французы продолжали раздувать пламя раздоров, и в 1755 году строительство вновь было приостановлено. На сей раз причиной стало вмешательство самой Елизаветы: во имя благосостояния православных обитателей Турции она хотела сохранять доброе согласие с Портой. Елизаветград так никогда и не был использован в военных целях: городские ворота не закрывались, подъемного моста не было, рвы не достигали достаточной глубины. Тем не менее в случае надобности можно было мобилизовать 4000 воинов, и это не считая сербов. Елизаветград стал важным торговым центром, его предместья давали приют русским, украинцам, грекам и даже староверам. Последние пользовались свободой вероисповедания, но в армии не служили, что неблагоприятно сказывалось на их материальном положении.