XX, 4 – При свечке, Шиллера открыл… – Увлечение творчеством Шиллера особенно ярко проявилось в начале XIX в. (см.: Harder Н.-В. Schiller in Rußland… Berlin; Zürich, 1969) и в среде молодых романтиков в начале 1830-х гг. В момент работы П над шестой главой влияние Шиллера более всего ощущалось в кругах романтиков школы Жуковского. Резкий выпад Кюхельбекера против Шиллера в многократно упоминавшейся статье Тынянова свидетельствует, что сопоставление Ленского с Кюхельбекером должно проводиться с большой осторожностью.

14 – Как Дельвиг пьяный на пиру. – Дельвиг Антон Антонович (1798–1831) – лицейский друг П, который до самой своей кончины оставался ближайшим к нему литератором и человеком. Спокойный и уравновешенный, Дельвиг на дружеских пирушках выступал с поэтическими импровизациями. Однако такой Дельвиг был известен лишь очень тесному кружку ближайших к нему друзей-литераторов. Даже Вяземский, редко бывавший в Петербурге и мало с Дельвигом общавшийся, несмотря на близость в литературной расстановке сил, запомнил совсем другого Дельвига: «…был он мало разговорчив: речь его никогда не пенилась и не искрилась вместе с шампанским вином, которое у всех нас развязывало язык» (Вяземский‑2. С. 255). Таким образом, этот стих был дважды закодирован: поскольку вместо имени Дельвига в прижизненных изданиях напечатано было «Д.», только определенный круг читателей, имевший не только печатный текст, но и внутрикружковую информацию, мог знать, о ком идет речь; но и для этих, осведомленных читателей стих был странен и неожидан, и только самый узкий круг, который видел и помнил Дельвига-лицеиста, Дельвига-импровизатора, понимал текст полностью. Этим создавался эффект глубочайшей интимности. Подобные включения выполняли важную стилистическую функцию: автор все время разнообразит меру близости текста к читателю, то создавая отрывки, рассчитанные на самое широкое понимание любым читателем, то требуя от читателя интимнейшей включенности в текст.

Произведение рассказывается как бы несколькими перебивающими друг друга голосами, из которых одни находятся вне событий, на дальнем расстоянии, как историки и летописцы, другие интимно знакомы с участниками, третьи сами непосредственно включены в текст. А поскольку все эти голоса объединены в авторском голосе, составляя гамму его разнообразных проявлений, возникает то сложное богатство авторской личности, которое характеризует роман. О проблеме автора в ЕО см.: Тынянов Ю. Н. О композиции «Евгения Онегина» // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977; Семенко И. М. О роли образа «автора» в «Евгении Онегине» // Труды Ленингр. библ. ин-та им. Крупской. Л., 1957. Т. 2; Бочаров С. Форма плана // Вопросы литературы. 1967. № 12; наст. изд. – «Роман в стихах Пушкина “Евгений Онегин”. Спецкурс».

XXI–XXII – Строфы представляют собой вставной текст – предсмертную элегию Ленского. Обращает внимание, что, в отличие от писем Татьяны и Онегина и песни девушек, элегия Ленского включена в общий строфический строй романа. Совершенно чуждая элегиям 1820-х гг., строфика накладывала на текст Ленского пласт пушкинской интонации. Поскольку элегия имеет насквозь цитатный характер, распадаясь на знакомые читателю штампы и обороты, без связующей стихии пушкинской интонации (образуемой не только строфикой) она представляла бы собой пародию в чистом виде, что, удовлетворяя целям литературной полемики, не соответствовало бы ее композиционному месту в общей структуре романа. В настоящем же виде текст Ленского, который одновременно все же и текст П, допускает ряд интерпретаций – от иронической и пародийной до лирической и трагической.

XXI, 2 – Я их имею; вот они… – Характерно стремление П имитировать документальность повествования. Ср.: «Письмо Татьяны предо мною» (3, XXXI, 1).

3–4 – «Куда, куда вы удалились, / Весны моей златые дни?.. – Ср. стихотворение «К реке М…», приписываемое И. А. Крылову:

Куда же дни златые скрылись?

Невинные, блаженны дни!

(Крылов И. А. Соч. М., 1946. Т. 3. С. 325),

а также анонимное (Перевозчикова?)«Утро»:

Дни первые любви! Дни сладостных мечтаний <…>

Куда, куда вы удалились?

(Цветник. 1809. № 8. С. 180)

См.: Гиппиус В. В. К вопросу о пушкинских «плагиатах» // Пушкин и его современники. Л., 1930. Вып. XXXVIII—XXXIX. С. 44. У М. В. Милонова в элегии «Падение листьев»:

Как призрак легкий, улетели

Златые дни весны моей!

(Поэты 1790–1810-х. С. 539)

У Жуковского в стихотворении «Мечты, песня [из Шиллера]»:

О дней моих весна златая.

(Жуковский. Т. 1. С. 146)

В оригинале Шиллера («Die Ideale»): «О! meines Lebens goldne Zeit…»

«Падение листьев» Милонова подсказывает не только фразеологические, но и сюжетно-ситуационные параллели к судьбе Ленского: умирающий юноша-поэт мечтает о том, как его возлюбленная будет проливать слезы на его могиле, но после его смерти невеста не появляется. «Близ дуба юноши могила» покинута, около нее сидит лишь деревенский пастух – судьба романтика развертывается в соответствии с романтическими штампами.

5 – Что день грядущий мне готовит? – Ср. в стихотворении Кюхельбекера «Пробуждение»:

Что несешь мне, день грядущий?

(Кюхельбекер‑2. Т. 1. С. 125)

Включение в элегию Ленского стиха из ранней элегии Кюхельбекера представляло тонкий полемический ход. Оно было ответом П на войну, объявленную Кюхельбекером элегиям. См. в том же стихотворении «Пробуждение»:

Так лети ж, мечта златая,

Увядай, моя весна!

Ср.:

…счастья дни златые,

Как быстрый вихрь, промчались вы!

(Пушкин В. Л. К жителям Нижнего Новгорода // Поэты 1790–1810-х. С. 673)

9 – Паду ли я, стрелой пронзенный… – Стрела здесь не поэтизм, означающий «пуля», а утвержденный Карамзиным эвфемизм – замена слова «смерть». Ср.: «Счастливые швейцары! <…> Вся жизнь ваша есть, конечно, приятное сновидение, и самая роковая стрела должна кротко влетать в грудь вашу, не возмущаемую тиранскими страстями!» К этому месту Карамзин дал примечание: «Читатель, может быть, вспомнит о стрелах Аполлоновых, которые кротко умерщвляли смертных».

XXII, 1 – Блеснет заутра луч денницы… – Ср. аналогичный элегический мотив: приходит новый день, но влюбленного поэта уже нет в живых – в «Письме Вертера к Шарлотте» (Мерзлякова?) (не путать с одноименным посланием Туманского!):

Когда проснешься ты, увидишь солнца свет,

Узнаешь, что его в сем мире больше нет.

(Мерзляков А. Ф. Стихотворения.

Л., 1958. С. 226)

7 – Забудет мир меня; но ты… – Ср.:

Забудет мир меня, и я его забуду.

(Там же)

8 – Придешь ли, дева красоты… – Ср. в «Эде» Баратынского:

Недолго дева красоты,

Предателя чуждалась ты…