— Да уж, дядя предупреждал меня, что вы ужасный ретроград. Но я пожалуй с вами соглашусь. Однако сидеть во время церемоний для меня важнее, чем наслаждаться архитектурой.

В этот момент в центральном проходе показался служка, несший к алтарям белое полотенце, на котором лежала раскрытая книга Откровения. Вслед за ним неспешно двигались жрецы в церемониальных масках.

Оба собеседника замолчали.

Откровение было возложено на кафедру, за которую встал каноник, остальные жрецы в масках начали расходится к алтарям. В этот момент от входных дверей храма послышался нарастающий шум. Шум был нехороший, пакостный. Шум начинающейся склоки, шум издаваемый возбужденными людьми.

Оттавио развернулся ко входу, одновременно шагая на грань, втягивая в себя силу.

По центральному проходу, по которому только что неспешно и торжественно шествовали жрецы, бежала небольшая группа, состоящая из дюжины человек. Судя по порывистости движений и фигурам все они были молоды. Лица их были закрыты бумажными масками, пародирующими маски жрецов. Один их них вскочил на плечи двум своим товарищам и оперся на колонну. Под сводами храма разнесся его молодой злой голос:

— Вы оскорбляете Владык своим фальшивым служением! Вся эта роскошь и позолота — плевок в наши души, святотатство и идолопоклонничество! Духи наши слуги, а не господа! Так же как Владыки — господа над всеми! — на этой фразе все в его группе поддержки сделали одинаковый жест, похожий на обрядовый жест покорности. — Мы научим вас правильному поклонению, но в таких тупиц как вы науку можно вбить только палкой!

Пока еретик трепал языком, Оттавио не стоял на месте. Он подхватил Элизу за руку и мягко, но непреклонно, повлек ее за собой, отступая в сторону бокового придела, где, как он знал, был выход на улицу. Однако, не доходя до прохода, он втолкнул спутницу в стенную нишу и, заслонив собой, начал торопливо сыпать на пол железные опилки, заключая себя и Элизу в круг.

Со стороны бокового придела тоже слышался быстрый топот ног.

Оттавио не сомневался, что сейчас тут разверзнется бездна: если в ход пойдут силы алтарных духов, не поздоровится всем.

Когда Оттавио закончил строить защиту, мятежник как раз завершил свою импровизированную проповедь, спрыгнул на пол и, выхватив из-под зимнего аби плотницкий молоток, ударил по ближайшему барельефу. Во все стороны брызнули осколки мрамора, барельеф треснул и развалился. Остальные спутники главаря тоже повыхватывали палки, молотки, железные и бронзовые пруты и яростно набросились на окружающие их статуи и людей. Среди прихожан, стоящих в задней части зала, многие надевали маски, доставали импровизированное оружие и бросались лупить своих соседей.

Четверо мятежников вытащили кожаные пращи. Трое метнули снаряды в величественные витражи, составленные из цветных стекол, а один швырнул пулю в каноника. Свинцовый шар с силой впечатался в деревянную маску жреца и отколол от нее изрядный кусок. Каноник, оглушенный, упал на четвереньки с разбитым в кровь лицом. Под сводами храма воцарился хаос. На глазах Оттавио молодая дама, тащившая за руку девочку, зим пяти от роду, споткнулась упала на пол, и тут же кто-то наступил ей на лицо. Девочку отшвырнули к скамьям, где она и распростерлась — в проходе, Оттавио отчетливо расслышал хруст костей. Сам он оставался на месте, вливая силу в знак, начертанный им на полу. Люди налетая на границы круга из опилок отскакивали в стороны, как будто их отталкивала невидимая ладонь.

Со скамей для благородных, навстречу хулиганам, выскочил пожилой господин, который подбив ногу напавшего на него мятежника, заломил ему руку и, отобрав увесистую дубинку, влетел в толпу погромщиков как лиса в курятник, раздавая мощные удары направо и налево, будто участвуя в сече. Спину ему прикрывал молодой парень, который заставлял светильники и лампады, висящие на колоннах, испускать языки пламени, поджигающие одежду смутьянов. Адепт, машинально отметил Оттавио. Слишком щедро расходует силу, сейчас выдохнется или вообще вымерзнет.

Сам он достал стило, которое все последнее время носил с собой. Стило делилось на три секции, которые могли вращаться относительно друг друга, создавая разные сочетания гравировки, и Оттавио торопливо щелкал ими, настраивая нужную ему комбинацию.

Служка и один из жрецов уносили каноника куда-то за алтари, и тут очнулся один из двух оставшихся возле кафедры наездников обрядов. Выкрикивая что-то неслышное в общем хаосе, он вскинул правую руку к потолку, а левую навел на наиболее густое скопление дерущихся. Укус холода просочился даже внутрь защитного круга. Колонны вокруг места на которое было направлено заклятие покрылись изморозью. Большинство людей попадали в корчах. Как и ожидал Оттавио, духи, не разбирая правых и виноватых, разили всех, кто попал под их бесплотные руки. Жрец, не останавливаясь, махнул рукой в сторону правого предела, напор потустороннего на защитный контур возрос. От выхода донеслись хоровые крики ужаса и боли, проклятый idiota только усиливал всеобщий хаос.

На Оттавио с Элизой бросился какой то мастеровой с ломом в руках. Оттавио подпустил его поближе, направил в его сторону стило и активировал артефакт. Кончик стила испустил яростный поток синего пламени, а мастеровой грудой обугленных костей рухнул на пол, не добежав до защитного круга.

Следующую молнию он послал в погромщика, который свалил молодого колдуна на пол и собирался размозжить ему голову. Следующие, почти не останавливаясь, в пару человек зашедших в тыл пожилому вояке, производящему в рядах еретиков страшное опустошение. Оттавио чувствовал себя почти самим Зеусом — метателем громов. Сила кипела в крови, требовала выхода. Требовала сжечь их всех, превратить в куски жареного мяса, в комки огня брызжущие болью и смертью. Таково было побочное действие артефакта на сознание колдуна. С каждым применением вещица отбирала волю Оттавио, подменяя ее своей собственной. Неизвестно чем бы закончилась эта борьба, но тут еретики в центральном проходе, осыпаемые градом заклятий дрогнули и побежали. Оттавио разжал руку, уронив драгоценный артефакт на гранитный пол. Голова кружилась, из носа шла кровь. Он продолжал поддерживать защитный барьер, пока храм не очистился от людей.

Статуи и барельефы были уничтожены, как и витражи. В воздухе витал удушливый дым от загоревшихся шпалер и занавесей. Корчились в пламени жирные сатиры, танцуя свой последний танец. Гибли нимфы и кентавры, святые и кающиеся грешники. Ангелочки грустно взирали на стонущие тела, и трупы тут и там пятнающие полированный церковный пол.

«Вот так пристойное свидание» подумалось Оттавио. Неплохо сходили на церемонию!

Глава шестая. Poena sine lege [133]