попытался придумать какой-нибудь выход… Но все их совместные идеи и комбинации принадлежали его подруге. Он всегда был хорошим исполнителем.

А сейчас она в подвале, и он даже не понимает, нужно ли ему спуститься к ней, чтобы помочь, или дожидаться здесь…

Азарт драки схлынул. Вместе с ним исчезла чрезвычайная ясность восприятия. Одно он понимал четко: если сыщики не дураки, они закроют их здесь с обеих сторон, один засядет под окном, второй под дверью, и вызовут полицию. Два заложника в подвале никого не спасут.

Он обернулся на шорох и оцепенел. Из люка выбиралась Ника. Расцарапанное лицо, спутавшиеся волосы. Вокруг разбитых губ засохла кровавая кайма.

Ставень снаружи щелкнул и отлетел, будто фанерный. В окно хлынул свет. Максим понял, что его скоро скрутят, это вопрос не часов, а минут. И дверь он сильно переоценил: Бабкин выбьет ее если не с пятого удара, то с десятого.

Он подвел свою любовь. Не смог защитить ее.

Но есть кое-что, что он все-таки способен сделать для нее напоследок.

Не раздумывая больше, Максим вскинул пистолет Бабкина и выстрелил в Нику, почти не целясь.

Во лбу у Ники возникла небольшая печать. Он помнил такие печати на посылках, которые они с мамой получали на почте когда-то, очень-очень давно. Коробки были залиты красно-коричневой проштампованной массой. Кажется, она называлась «сургуч». Хорошее слово. Сур-гуч. Он проштамповал Нику. Теперь она отправится туда, где должна была оказаться еще несколько месяцев назад. Почтовые службы работают с ошибками, но всегда их исправляют!

Он даже засмеялся. Эта мысль доставила ему удовольствие.

Его любимая будет рада.

Ника не скатилась по лестнице, как он ожидал, а сложилась пополам, будто тряпичная кукла, и в неудобной позе прижалась щекой к полу. Пальцы, которыми она вцепилась в край люка, медленно разжались.

Максим всматривался в ее руки, пытаясь понять, что с ними не так. Наконец понял.

На ногтях был розовый лак.

Несколько секунд он тупо рассматривал его. А потом завыл. Он выл и выл, раскачиваясь, не в силах заставить себя подползти к мертвой женщине. Звона разбившегося стекла и грохота выбитой двери Максим Калита не услышал, потому что все это уже не имело никакого значения.

Глава 13

– Если бы я сумел раньше понять, почему вы убежали в лес из-за одного-единственного телефонного звонка, все ваши мучения закончились бы намного быстрее.

Макар Илюшин придвинул Нике старый цветной снимок. Две девочки лет тринадцати стояли в обнимку, улыбаясь фотографу.

– Потому что мне позвонила моя мертвая сестра, – тихо сказала Ника, глядя на фото. – Которую мы похоронили двадцать лет назад.

Они сидели в больничной палате, как и в прошлый раз: сыщики на стульях, Ника Овчинникова – на постели, подложив под спину подушку. Только на подоконнике не было цветов, а соседнюю койку занимала Даша Белоусова.

– Я должен был догадаться, – повторил Макар. – Вас что-то невероятно потрясло. Вы забыли об опасности, забыли вообще обо всем.

Ника слабо улыбнулась:

– Она сказала, что ждет меня у дороги… И я побежала туда. Вы не поверите, но я узнала ее с первого же слова. Оля почти не изменилась.

– На это и был расчет.

Бабкин извинился, вышел и вскоре вернулся с четырьмя стаканчиками кофе и шоколадным батончиком. Сергея целую ночь мурыжили в отделении, пока наутро его не вытащил Илюшин, подергавший за нужные ниточки.

Со всем этим еще предстояло разбираться. Так же, как и с Ревякиным, которого они предъявили следователю. Иван Вадимович употребил в адрес Сергея несколько крайне выразительных оборотов, из которых следовало, что Бабкин полностью утратил его расположение.

Если бы не связи Макара, быть Сергею фигурантом уголовного дела. Они похитили человека, вломились в чужое жилище. Опять же, неосторожное обращение с оружием… В голове у Ольги Овчинниковой пуля из его собственного ствола, а стрелок в невменяемом состоянии в камере предварительного заключения. То ли правда свихнулся от горя, то ли косит под дурачка.

– Кто-нибудь может мне объяснить, почему ее сестра, – Даша кивнула на Нику, – сбежала из родного города?

Отозвался Илюшин.

– Вот представь: две одиннадцатиклассницы загорают на крыше многоэтажного дома. У них выдался очень плохой месяц. Честно говоря, обе считают, что у них выдалась очень плохая жизнь. Но последняя неделя просто ужасна. Они пытались отомстить своей преподавательнице танцев и украли из гримерки костюмы накануне важного выступления. Часть из украденного подбросили школьной техничке. Обе они ее не любили, но Наташа – особенно. Их разоблачили, и поднялась большая шумиха. Техничка, видишь ли, пыталась повеситься. Все складывается для двух девушек очень неудачно.

– Это было что-то невообразимое, – подтвердила Ника. – Как будто прорвался нарыв или гнойник… Я даже не догадывалась, как сильно в действительности и дети, и учителя не любили мою сестру. Да и Наташу…

– Однако Наташа всегда была на подпевках, – сказал Макар. – Верховодила Оля. Вместо того чтобы посмеяться над неудавшейся шалостью двух подруг, общественность, не сговариваясь, объявляет им бойкот. Обе не понимают, что такого ужасного они натворили. Разве они повесили старую дуру-техничку? Перья, ободранные с танцевальных костюмов, – это и вовсе смехотворно. Несправедливость происходящего задевает их обеих, особенно – Олю. Ей всегда недоставало признания. Она знает, что намного умнее окружающих. Ей легко дается учеба и вообще почти все, за что она берется. Но все вокруг любят не ее, а ее старшую сестру. Она вынуждена общаться с паршивой овцой, которую в других обстоятельствах никогда не приблизила бы к себе. Я думаю, Оля от всей души презирала Асланову. Та все время приспосабливалась. Хитрила, пыталась нравиться. Не отличалась ни умом, ни изворотливостью. А главное – сдала собственную подругу, когда у нее нашли часть украденных вещей. Олю не в чем было бы обвинить, если бы Наташа оказалась хоть немного более стойкой. Но та не выдержала и во всем призналась. Выходит, остракизму предали их обеих исключительно из-за Наташи. Если бы она взяла всю вину на себя, об этом неприятном происшествии быстро бы забыли. К Аслановой в целом относились куда снисходительнее, чем к Оле. Оля – маленький злой гений, мозг и моторчик их союза. Умеющая быть обаятельной и произвести впечатление, когда ей этого хочется. А Наташа… Наташа – просто серость. Плесень. Из всех достоинств – хороший голос, но об этом мало кто знает. И что же осмелилась сделать эта плесень?

– Что? – непонимающе спросила Даша.

Ника тяжело вздохнула.

– Она надела чужое платье, – сказал Макар.

Май, жара. Воздух раскален, как в июле. Полосатые коты лежат, свернувшись в тени, будто арбузы на бахче.

Две девушки загорают на