— Сняли восемьсот баллов, вот что у меня.

— Надо же! — Эта цифра явно впечатлила Томмо. — Даже я никогда не терял так много за один раз. У меня столько никогда не было.

— И я возглавляю экспедицию в Верхний Шафран.

— Ты с ума сошел. И разве они могут наложить такое наказание?

— Я сам вызвался. За шестьсот баллов.

— Ну, значит, не совсем еще сошел с ума… просто забавный чудак. Правда, при стопроцентной смертности сложно делать какие-нибудь ставки. Если только…

— Если только что?

— Ладно, не бери в голову. Я видел Виолетту — счастья полные штаны. Что там случилось?

Так как Томмо все равно узнал бы об этом, я решил, что лучше пусть он узнает об этом от меня, — и рассказал ему все.

— Мои поздравления, — сказал он. — Уверен, вы будете счастливы вместе.

— Счастливы?

Он пожал плечами.

— Ну, все относительно. С таким процентом красного ты станешь префектом.

— Может быть. Но только не здесь. У меня Констанс Марена и веревочные фабрики.

— Все переменится, если Виолетта начнет капать на мозги своему отцу. Вы хроматически созданы друг для друга. Она скатывается к синему концу пурпурной части спектра. Твои красные яйца — как раз то, что позволит ее семейству сохранить должное место в цветовой иерархии. — Он улыбнулся и положил руку мне на плечо. — Эдди, приятель, у тебя отличная позиция для переговоров. Хочешь, я возьмусь выторговывать твое приданое? У де Мальва немерено бабок. Я возьму десять процентов, не больше.

— Нет.

— Смотри, как бы не прогадать с приданым. Пять процентов.

— Нет.

— Два?

— Я не собираюсь жениться на Виолетте.

— Тебе не избежать этого.

Я сердито сказал, что он хочет заработать на моем принудительном браке, но Томмо и глазом не моргнул.

— Послушай, — сказал он так, словно я не хотел внять голосу разума. — Мне нужна эта комиссия, чтобы в понедельник не отправиться на перезагрузку. Можешь ты это понять?

— Легко. Я помню, как ты называл Виолетту «самой зловредной девицей в городе».

— Я был не прав. И вот еще: не все было так плохо сегодня утром на хоккейной площадке. Люси позволила мне держать свое ухо в ожидании, когда его пришьют. А потом не сказала: «Займись понятно чем сам с собой», как обычно, а очень даже тепло меня поблагодарила. — Он благоговейно показал на свою окровавленную руку. — Я держал ухо вот этой рукой. Больше никогда не буду ее мыть.

— Мне казалось, ты ее и так никогда не моешь.

— Ну да, но теперь для этого есть серьезная причина. Увидимся за ланчем.

Я пришел домой и залез в ванну. Нежелательные приставания Виолетты, потеря баллов, скопленных почти за восемь лет, и отсутствие билета домой были, конечно, поводами для некоторого беспокойства. Но Эдди Бурому и без того было о чем тревожиться: кто-то в городе мог видеть ночью, Джейн как-то была причастна к делам Охристого и Зейна, мой отец встречался с госпожой Охристой, и — невероятное событие — Гуммигуты убили Трэвиса. Но все это затмевал тот факт, что я собирался отправиться в Верхний Шафран. Вероятность гибели была так высока, что даже Томмо отказывался делать ставки. Но я не был настолько уж обеспокоен. Если Виолетта настоит на своем — видимо, так чаще всего и случалось, — то мое путешествие будет отложено навсегда.

Я вылез из ванны, вытерся, оделся, тщательно расчесал волосы на пробор, завязал галстук предписанным полувиндзорским узлом и спустился вниз. В холле меня ждал отец.

— Давай прогуляемся, — сказал он.

До ланча оставалось еще десять минут. Я согласился, и мы вышли наружу.

— Этот парень, Томмо Киноварный, — пробормотал он, когда мы шагали по площади, — можно ли ему доверять?

— Ни капельки, — ответил я, — но он ушлый, это да. А в чем дело?

— Он предложил свои услуги в получении приданого за Виолеттой де Мальва.

Томмо, как видно, действовал молниеносно.

— Я не хочу жениться на Виолетте, папа.

— Прекрасно тебя понимаю. Она страшно неприятная. Но важнее всего то, что я еще не встречался с главным префектом. Поэтому — ничего официального. Я просто хотел убедиться, что мы поем на один лад. Томмо, кажется, считает, что мы можем получить для тебя десять кусков.

— Папа! — воскликнул я, потрясенный тем, что он может обо всем договориться, не посоветовавшись со мной. — Я же полупомолвлен с Констанс, помнишь?

— Это будет стоить мне трех кусков. Дети так неблагодарны. Какого пюсового ты не сказал мне, что ты потенциально альфа-красный?

Я пожал плечами.

— Не был уверен, а хвастаться не хотелось.

— Очень благородно с твоей стороны, — едко заметил он. — Но если бы я знал, то мог был предложить им грошовый выкуп. А деньги пошли бы на деревянную теплицу.

— Роджер тоже потенциально альфа-красный, — заметил я несколько невпопад.

Отец наклонил голову и понизил голос:

— Я видел его родословную — не так чтобы очень. Джозайя Марена очень заботится о сохранении династии. Он выдаст Констанс за банку с краской, если от этого ее потомство выиграет в цвете.

— Не очень хорошее сравнение, папа.

— Времени мало, ничего лучшего мне в голову не пришло.

Отец пристально посмотрел на меня, и я замолчал. Если честно, я не предвидел всех последствий того, что мои способности оставались скрытыми. Каждый охотно посмеивался и сплетничал по поводу хроматических браков, но если такое случалось с ним самим, человеку становилось как-то противно. Чем выше ты стоял по цветовой шкале, тем уже был выбор партнеров. А вот с серыми такой ерунды никогда не происходило.

— Если этот парень, Томмо, прав и де Мальва сказочно богаты и в то же время сильно озабочены цветом жениха, — добавил он, — мы можем сделать упреждающее предложение или объявить аукцион. К тому же, — отец хотел, видимо, подсластить пилюлю, — я с удовольствием разделю наследство между нами. Для нас все закончится приятно набитыми карманами.

— Разница только в том, что для меня все закончится жизнью в этом городе. И женитьбой на Виолетте.

— Она что, так сильно отличается от Констанс?

— Совсем нет. Но Констанс, по крайней мере, выбрал я.

— «Возможность выбора всегда преувеличивают», — процитировал отец Манселла, что делал редко. — Уверен, со временем ты проникнешься к ней расположением. Пройдя тест Исихары, ты станешь красным префектом и, как зять де Мальвы, станешь управлять линолеумной фабрикой.

— Папа, мы же договаривались: сначала обсуждаем все эти вопросы и только потом принимаем решение.