За пологом послышалось шарканье щетки и плеск воды. Попутчик долго не отвечал мне, и я было решила, что он не услышал вопроса или не хочет отвечать, но тут край простыни взметнулся вверх, маленькая чашка с очередной настойкой легла мне в руки.

— Я не был в курсе происходящего, мне вообще сложно что-либо отслеживать в изоляции от собственного мира, но, к великому сожалению, я понимаю, почему прошлый эльфийский король создал первое древо плоти.

— И почему?

Отпив горьковатую, травяную воду, я вновь закашлялась, но на этот раз дышать стало легче. Мундус присел передо мной на корточки и осторожно заправил часть упавших на лицо локонов за ухо, вглядываясь в глаза. Показалось, что он жалеет о чем-то и искренне переживает, губы нервно поджались, брови сошлись на переносице, образовав маленькую складку. Образ юноши, в котором находился попутчик, был чуть прозрачным, нечетким, словно смотришь через огонь или в дымке солнечного света, потому он еще больше походил на божество, случайно сошедшее на землю.

— Я сам когда-то вышел из подобного древа, оно, моя колыбель, начало и сердце всего сущего в этом мире, как пуповина, соединяющая меня и землю.

— Так они хотели создать нового бога?

— Может быть, применений у древа множество. Оно может стать основой для новой магии, земель, пространства и божества, а также… вратами для чего-то большего.

— Например?

— Собрав достаточно силы, эльфийский король может открыть проход в иной мир и привести свой народ в благостные земли, призвать из бездны миров защитника и источник жизни, но для этого нужна очень сильная, а самое главное добровольная жертва. Полагаю, ни один эльф или человек не ушел к Каро с открытым сердцем и душой, большинство смирялись с участью и питали корни своим телом и кровью. Так древо ни за что не сможет помочь, а лишь продолжит паразитировать. Да, точно, огромный мерзкий паразит, выпивающий остаток ресурсов из мира, где магия и так закрыта от большинства существ.

Отставив чашку, я вытянула руку и обняла попутчика, утянув его к себе на гамак. Места стало совсем мало, но тревога, заполнившая мое сознание, отступила, оставив за собой огромное море печали и чувство покоя, какое бывает только рядом со всезнающим божеством. Уткнувшись в полупрозрачное плечо, я съежилась на груди Мундуса, тщетно надеясь услышать мерное биение сердца.

— Серые земли и оборотни, это его работа?

— Я думаю, что да, и, к сожалению, ничего не могу с этим сделать. Эта дрянь выпьет меня, окончательно погубив всё вокруг, стоит только Луне освободить мое настоящее тело из заточения.

— Тогда, может быть, лучше Софи не спасать тебя?

— Увы, тогда магии в этой части света не останется совсем, ее ресурс не восполняется сейчас, моя сила остается на твоей родине, скапливаясь в телах человеческих кристаллами.

Свесив одну ногу, Мундус оттолкнулся от земли, позволив гамаку немного раскачаться. Меня отчаянно потянуло в сон, но мысли, всё еще тормошили сознание, хотелось узнать как можно больше.

— Панцирей из кристаллов тоже станет больше?

— Возможно. Наверное, всё придет к тому, что вы с рождения будете иметь чешую или отростки из камня.

— Какая гадость.

— Понимаю.

— Получается, кто-то должен уничтожить Каро, жаль нельзя дать объявление или пустить клич, установив цену за сгоревшее древо, я бы не пожалела даже рогов.

Попутчик неожиданно засмеялся, обняв меня и прижав к себе.

— Ох, я бы на это посмотрел, честное слово. Ты бы еще заметку в газете написала, мол, нужно сжечь священное древо эльфов, плачу дорого, срок выполнения три месяца. Король был бы в шоке от такой наглости.

— Зато исполнитель точно нашелся бы, я уверена.

— Ну да, ну да, какой-нибудь пропойца, которому море по колено, и вместо Каро он бы спалил весь лес ненароком.

— Я всё же больше надеюсь на алчность людей.

— Конечно, и, избавившись от древа, он бы вернулся к тебе и сказал, что только твоих рогов маловато будет и ему нужно в оплату больше.

— Если это для спасения мира надо…

— Иранон, я тебя выпорю за такие мысли.

— В сравнении со спасенными жизнями, не такая уж и большая цена на самом деле.

— Не скажи, тебе даже твой вредный маг говорил: Иранон, ты стоишь дороже целого корабля с командой.

— Но его трубка всё равно больше.

— Да нет, тут он настоящую глупость ляпнул, трубка совсем ничего не стоит, просто он это не успел еще понять.

— Она дорога как память.

— Я знаю, что такое настоящая память, Иранон, ведь именно на мне лежит обязанность забирать ее у мертвецов, отдавая чистые души на перерождение, так что поверь мне, трубка — это не память и даже не какая-то ее часть, трубка — это кусок дерева и ничего больше, а всё, что нужно сохранить о прошлом, должно храниться тут, в голове, а в твоем случае — в рогах на ней.

Мундус протянул свободную руку и легонько ткнул меня пальцем в лоб. Стало безумно неловко, будто я была лишь маленьким ребенком, слушающим, как его отчитывает взрослый. Спрятав лицо на груди попутчика, я зажмурилась, ощущая мягкое поглаживание по волосам.

— Ты еще так наивна и так мала, хоть и прожила почти три десятка лет. Может быть, стоит вернуться к истокам и еще раз посмотреть, куда ведет тебя твой путь?

— Не надо…

— Надо-надо, не бойся, это лишь еще одна возможность отдохнуть и восполнить силы.

Расположившись удобнее, Мундус подоткнул простыню и почти невесомо поцеловал меня в макушку. Голова потяжелела, сонливость, и без того тормозившая меня, накрыла словно плотным одеялом. Сопротивляться не было никаких сил, и, сдаваясь на милость грёзам, я успела услышать лишь тихое напутствие попутчика.

— Сладких снов, Иранон. Воспользуйся этим моментом.

— Селена сказала свое слово, Мелисса. Мы не можем принять ее в семью, она не одна из нас, и ее покровителем не может стать Среброликая.

— Тагве, но сама подумай, где это видано, чтобы ребенок рос совсем без родственников, как перекати-поле в пустыне.