не успел испытать всей горечи от предательства сюзерена. Не успел испытать и боли, когда Зверь, охранявший покои, бросился из глубокой тени и убил его, за ним – Лику. Вернувшийся король нашел лишь растерзанные тела. Скрепя сердце Валаар лишил доску сильнейшей фигуры. Головы неверного рыцаря и его супруги украсили тронную залу замка. И сказано было всем: «Плели они хитрый заговор». И вновь никто не усомнился. Не любили рыцари твердого, гордого Аварэна, для которого честь была превыше вассальной верности.

Тем временем погода располагала к войне. В замок съезжались войска: Валаар собирался в поход на Восток. Ночью разразилась буря, а утром король обнаружил, что мертвые головы пропали. И было это не единственным дурным знамением: ров вокруг замка заполнился кровью.

Настала новая ночь. Вопреки недовольству высших сил Валаар устроил пир: утром армия должна была отправиться в путь. Сверкали молнии, кипела, выступая из берегов рва, кровь, ревел гром. И снова, снова, снова лилось вино, и снова, возвысив голос, Валаар сказал:

– Все вода, в воду и уйдет. И господни ангелы, и черные помыслы, и розы, и клинки, и вы, мои воины, пьющие мое вино. Все – вода. Помните это, и станете жить вечно.

Никто не узнал, что произошло в ту ночь: буря загнала в укрытия последних нищих. Но находятся те, кто робко, крестясь и оглядываясь, рассказывает: по трем дорогам, ведущим к Тэрнэринн с трех сторон, подошли три фигуры – мужчина, старец и женщина. Они остановились пред рвом. Воздели руки. И расколола небо очередная молния. Земля дрогнула. Тэрнэринн провалился в преисподнюю. На его месте остались пустырь да часовня забытого короля. Ну а в часовне – шелковый мешочек с белыми шахматными фигурками. Что-то не дало им провалиться в Преисподнюю. И где-то в мире потерялся их след.

Так сгинул Валаар. Король. Барон. Чародей. И если был он действительно так могуч и дерзок, каким его запомнили, то сейчас он играет в шахматы то с Дьяволом, то с Господом. И, возможно, иногда обыгрывает их.

На этот раз она правда спала, и ее иногда крупно потряхивало – от озноба, от слез во сне? Кирилл не знал – просто всматривался и старался не потревожить, как и задремавшего Рея.

Температура скакала припадочной белкой несколько раз за последние часы: взлетала к сорока, падала до тридцати пяти. Жар сменялся холодом, бред возвращался волнами образов – перед глазами роились драконы, черные и белые. У белых бока были в красных крестах; черные сверкали лиловыми взглядами и оставляли в воздухе серые дымные шлейфы. Пару раз Кирилл выкашливал кровь, но в конце концов перестал. Поднял руки, ощупал горло и лицо – ничего не понял. «Ты красавчик, – уверила его Марти с дрожащей улыбкой. Тогда она еще бодрствовала. – А мы с тобой как Бонни и Клайд: дохнем только в комплекте». Определенно звучало правдивее, чем «Ромео и Джульетта». Красивая фикция для всего мира, где никто не заморачивается простыми фактами: Клайду Бэрроу больше нравились мужчины, а Бонни Паркер органически не выносила моногамию[19].

Кирилл почувствовал рядом движение – Рей открыл глаза. Спросонок они были затуманенными, мирными, взгляд – непривычно мягким, но, похоже, он вспомнил, где находится, уже спустя пару секунд. Вскинулся.

– Привет, – прохрипел Крыс, стараясь улыбаться. – Нет, не сдох. Но респиратор лучше не снимать.

«Приморская птичка» хорошо передавалась воздушно-капельным путем, но Рей переболел ею еще в первые дни. Вопрос, конечно, сколько держится иммунитет и насколько непробиваем, но пока – держался. Это малодушно радовало – сам факт, что он рядом. Что вот так, даже головой на одной подушке. Как друг. Как новый друг, глядя на которого, можно вспоминать старых. Как папа сказал. Друг, обретенный в бою.

– Как вы себя чувствуете? – тихо спросил Рей, и рука легла Кириллу на голову. А он все еще не мог ответить, не понимал. Сказал то, что, как он надеялся, хотят услышать:

– Борюсь.

Хотя сложно было сказать, в чем она, борьба. В этой температурной пляске? В попытках обуздать пустой, уже без мокроты кашель, чтобы никого не разбудить?

– Лицо, кажется, лучше. – Рей коснулся его скулы, так спокойно, естественно, что даже не получилось отстраниться. – И… Кирилл. Перестаньте шарахаться, хорошо? Даже если вы умираете, вы не будете делать это, забившись в чумной угол моей квартиры.

– А у вас есть такой? – звучало так абсурдно, так странно, что Крыс даже тихо фыркнул. Рей ответил со всей серьезностью:

– Ну вы прилагаете все усилия к тому, чтобы его себе организовать.

Они оба глухо рассмеялись в зыбкой темной тишине, но уже через несколько секунд взгляд Крыса снова приковался к Марти.

– Вы-то ладно. Но вот она…

– Она все перенесла бессимптомно, – ответил Рей. – Пока вы спали, мне звонили. У нее антител больше, чем у меня и Луи. Скорее всего, она вас и заразила. Вы ведь…

Он замолчал, отвел глаза. Было понятно, какое слово он чуть не произнес. Они никогда это не обсуждали, но Кирилл видел: Рей теряется в догадках, что связывает их с Марти. Удивляется из-за ее кокетливых улыбок, сомневается, что «просто друзья» так спокойно спят в одной постели и едят из общей посуды, смущается, зовя прокатиться на своем байке и прося обнять покрепче.

– Да, мы близки, – ответил Крыс. – Но близки по-другому.

– А-а, Бонни и Клайд? – грустно сказал Рей. Он слышал недавний разговор.

– Да, вроде того.

– Вот о таких отношениях я когда-то и мечтал. – Рей встал, прошел в другую часть комнаты, взял с кресла плед и, вернувшись, набросил на Марти, потом сел обратно. – Смотреть в одну сторону, безумствовать вместе и чтобы никакого лишнего драматизма, только быстрый полет рука об руку, под множеством возмущенных взглядов.

Звучало подростково. Впрочем, правильно ведь Рей сказал: в каждом из нас живут подростки. И пусть лучше живут, чем умирают.

– В таких отношениях главное – вовремя разбегаться, пока вы не начинаете… – тут осекся Кирилл. Вспомнил, что Рей рассказал ему возле машины.

– Стреноживать друг друга. – Рей вздохнул. – Элен… знаете, Элен вроде бы теперь вполне счастлива. Живет в Париже с какой-то художницей, которую спасла от суицида на мосту; они вместе делают бренд одежды.

– А вы? – в лоб спросил Крыс. Рей снова опустил голову на край его подушки и прикрыл глаза. Сейчас он казался особенно усталым из-за глубоких теней.

– Я бы хотел лучше понимать, что такое счастье. В последнее время это понимание куда-то делось. Но как минимум я