услышала тихий вздох, а потом удаляющиеся шаги. Лишь тогда она смогла расслабиться, плечи обмякли, адреналин схлынул, зато боль в висках стала невыносимой. Но она не шевельнулась, не попыталась устроиться поудобнее. Вместо этого она постаралась собрать по кусочкам разбитое сердце, понимая, что это невозможно – ведь оно только что отошло от двери.

* * *

Остаток дня Кива просидела в закрытой каюте, но не стала тратить время на слезы и саможаление. Через несколько часов желудок успокоился, еще через несколько, когда организм вывел остатки ангельской пыли, прошла головная и мышечная боль; это время она потратила на размышления, на выработку плана.

Да, прошлой ночью она выставила себя дурой. Да, она говорила такое, чего не следовало слышать никому, особенно Джарену. Но прошлого не изменить, так что придется просто смириться.

Осознав это, вечером она покинула каюту и вновь пробралась на палубу. Ориентируясь на гул голосов, она обнаружила открытую дверь на корме: утром над этим местом, на юте, она видела Типпа и Голдрика. Это капитанская каюта, поняла Кива, подойдя поближе. Внутри сам капитан ужинал вместе с ее друзьями и с, очевидно, большей частью своей буйной команды, сидя за большим деревянным столом, который ломился от горячей еды. До Кивы донеслись запахи жареного мяса и свежего хлеба, и в желудке заурчало. Она прижала ладонь к животу, не уверенная, хочет ли есть или ей просто все еще дурно. Но позывов метнуться к перилам не возникло, так что Кива несмело двинулась вперед; сердце гулко застучало, когда она увидела между Типпом и Тореллом Джарена. Все трое смеялись над словами мальчика.

От этой картины у Кивы перехватило дух, и она, наверное, вздрогнула, потому что Джарен поднял взгляд, заметил ее и как-то изменился в лице, но почему, Кива не поняла. На этот раз она не бросилась прочь, а прошла в каюту. К счастью, капитан и команда так увлекли остальных, что никто не заметил, как она прошмыгнула за стол и заняла свободное место рядом с Кэлдоном.

– Я очень рад, что мои тренировки не прошли даром, – сказал он, передавая ей блюдо с горячим рулетом.

– Что? – переспросила Кива, сосредоточенно пытаясь успокоиться.

– Ни разу не видел, чтобы ты бегала так шустро, как сегодня.

Кива сморщилась и повернулась к нему, собираясь извиниться, но увидела по его глазам, что он забавляется. Скорчила ему рожу, и он рассмеялся.

– Ты как? – спросил он. – Или стоит готовиться к очередному забегу?

– Я в порядке, – пообещала она, осторожно откусила и чуть не застонала от нежного, маслянистого вкуса теста. – Я, наверное… слишком бурно отреагировала днем.

Кэлдон свел большой и указательный пальцы:

– Самую чуточку.

– В свое оправдание…

– Да не нужно оправдываться, – сказал он, накладывая ей еды. – Ты перепугалась. Со всеми бывает. Давай, налегай на еду, сегодня успеем еще потренироваться. И чтобы ты знала, Креста весь день ждет, пока тебе полегчает, чтобы без какого-либо чувства вины устроить тебе разнос. Позволю предположить, что такое лучше встречать на полный желудок.

Кива поморщилась и не осмелилась посмотреть в сторону рыжей, которая разговаривала с Наари, Эшлин и капитаном – понимала, что заслужила все, что Креста собиралась вывалить ей на голову. Вместо этого Кива оглядела незнакомую ей команду и спросила:

– А где Голдрик? И Эйдран?

– Голдрик отдыхает. – Кэлдон отпил из деревянной кружки. – Он почти весь день колдовал, а полностью истощать запас магии ему нельзя, иначе он не сможет перенести нас в Валорн, как подплывем поближе. Эш сменит его на ночь, и они будут меняться так следующие несколько дней.

– А Эйдран?

– У бедолаги морская болезнь, – довольно легкомысленно ответил Кэлдон. – Сразу после обеда началась. Не знаю, у кого выдался денек хуже, у тебя или у него.

Кива встревоженно спросила:

– Почему никто не позвал меня?

Кэлдон сделал еще глоток.

– А твой дар помогает с морской болезнью?

– Не знаю, но даже если нет, я все еще лекарь, – ответила она. – Помогла бы ему иначе.

– Возможно. Но для этого тебе пришлось бы отпереть дверь, – колко заметил он.

Кива зарделась.

– Мне нужно было подумать.

– И как, надумала чего полезного?

В этот момент Джарен поднялся, кивнул Тореллу, взъерошил волосы Типпу и направился к двери, по пути вежливо улыбаясь членам экипажа.

У Кивы пересохло во рту, пульс участился, но она торопливо ответила Кэлдону:

– Сейчас узнаем.

Она отодвинула стул и поторопилась за наследным принцем, не давая себе времени передумать.

Когда она вышла из капитанской каюты, Джарен уже пересек половину палубы и шагал так быстро, что ей пришлось окликнуть его. Он обернулся с явственным изумлением.

Кива медленно подошла. Ночь стояла темная, но корабль освещали люминиевые фонари, которые бросали мягкие отсветы на палубу, а лунный свет отражался от белых парусов наверху. Было до нелепого романтично, но она подавила эту мысль и сосредоточилась на речи, которую разучивала весь день.

В паре шагов от него она остановилась, чтобы собраться, и помимо воли отметила, как идеально сидит на нем темная кожаная броня, как подчеркивает крепкие мускулы и…

«Нет!» – одернула себя Кива, понимая, что сейчас не время восхищаться, как он хорош. Ей и без того будет непросто.

Призвав всю смелость до последней капли, она уставилась на океан за его плечом и заученно произнесла:

– Я хочу извиниться за вчерашнее – за то, что сделала, и то, что сказала.

Она стянула кольцо с топазом с пальца и отдала ему – уронила в ладонь, следя за тем, чтобы случайно не коснуться его руки.

– Я понимаю, тебе наверняка было неприятно, и не только из-за ангельской пыли, со всей этой историей с твоей мамой – и на всякий случай, у меня… ну, ты уже знаешь, у меня были в недавнем прошлом кое-какие проблемы с пылью… – она неловко обхватила себя руками, – но я сделала такой выбор не потому, что мне так хотелось. Как я и говорила вчера, чародейка увидела, что это один из самых моих больших страхов, и воспользовалась им.

Кива поморщилась, ощутив непроизнесенный намек на другой свой страх, и торопливо добавила:

– Так что решила прояснить на случай, если тебя это беспокоит: я не намереваюсь добровольно принимать пыль в будущем.

Чувствуя, что вот-вот все окончательно запорет, она поспешно продолжила, понимая, что дальше будет только сложнее:

– А что до всего, что я наговорила о тебе, мне кажется, лучше будет попытаться, ну, все забыть.

Она вновь поморщилась от собственного косноязычия и заставила себя посмотреть ему в глаза. Мимоходом отметила, что лицо его не было равнодушным и бесчувственным,