В том, что касается преступлений на сексуальной почве, никакой альтернативной интерпретации быть не может, – это Спенсер прекрасно понимал. Никто не захочет оказаться неправым, признать невиновным того, кого надо было засадить. Так что в конечном счете уже не играло никакой роли, будет ли он осужден за те преступления, в которых его обвиняла Тува. Приговор коллег и окружения все равно будет самым суровым.

Дыма без огня не бывает. Во всяком случае, в отношении преступлений на сексуальной почве.

Но и этого еще мало. Теперь коллеги его гражданской жены подозревают его в соучастии в убийстве. Задним числом он горько сожалел, что с самого начала не объяснился с Фредрикой. Отчасти он списывал эту свою глупую ошибку на другие проблемы с Тувой. В его жизни просто не было места для двух таких серьезных подозрений, он не в состоянии был справиться с двумя сразу. Кроме того, о подозрениях в убийстве он узнал слишком поздно, чтобы успеть выработать к ним какое-то отношение. В голове у него была одна мысль, продиктованная паникой.

Нужно держать наготове паспорт, чтобы в случае необходимости немедленно покинуть страну.

Насколько дорого обойдется ему эта ошибка, об этом он даже подумать не решался. И его нисколько не оправдывало то обстоятельство, что он пошел за новым паспортом, поскольку его подозревали в другом преступлении. В убийстве.

В начале десятого за ним пришли – как сказал охранник, не из упсальской, а из стокгольмской полиции. Спенсер покорно проследовал в помещение для допросов, прекрасно понимая, о чем сейчас пойдет речь.

Женщина-инспектор стокгольмской полиции представилась как Сесилия Турссон. Вместе с ней в помещении находился ее коллега из упсальской полиции, который должен был присутствовать на допросе. Сесилия Турссон выглядела в глазах Спенсера типичным полицейским. Рукопожатие – пародия на обычное, слишком долгое и утрированно твердое. Если она надеялась таким образом вызвать к себе уважение, то ей это совершенно не удалось. Говорила она громко и с ударением на каждом слове, словно считала его тугоухим. В иной ситуации ее манера поведения вызвала бы у Спенсера улыбку, но сейчас только ухудшила его и без того плохое настроение.

– Ребекка Тролле, – проговорила Сесилия Турссон. – Насколько хорошо вы ее знали?

– Я ее вовсе не знал.

– Уверены?

Спенсер сделал вдох и выдох. Уверен ли он?

У него сохранились достаточно отчетливые воспоминания о той весне, когда пропала Ребекка Тролле. Было много работы, к тому же они с Фредрикой встречались все чаще. Дома в основном царило молчание, с Эвой они все сильнее отдалялись друг от друга. Стало быть, он все усерднее посвящал себя работе, проводил время вне дома и все больше вечеров с Фредрикой в квартире на Эстермальме.

Вероятно, та весна была одним из лучших периодов за всю его взрослую жизнь.

Но Ребекка Тролле, вписывалась ли она во всю эту картину? Неужели она промелькнула в его жизни в ту весну – да так быстро, что задним числом он не мог вспомнить ее? Он порылся в памяти, чувствуя, что там скрываются события, которые он мог бы извлечь на свет божий.

– Она звонила один раз.

Спенсер и сам удивился, услышав собственный голос, произносящий эту фразу.

– Она звонила вам один раз? – Сесилия Турссон подалась вперед.

Спенсер кивнул, теперь все стало проще.

– Я получил сообщение от телефонистки на коммутаторе, что девушка с такой фамилией разыскивала меня, но она не перезвонила. Это было где-то в марте-апреле.

– Вы не отреагировали на ее фамилию потом, когда она пропала?

– Как я мог отреагировать? Помню, что газеты писали об ее исчезновении, но я даже не был уверен, что это та девушка, которая меня искала, хотя имя и необычное.

Судя по выражению лица Сесилии Турссон, она приняла его объяснения.

– Она не оставила сообщения? Не просила вас ей перезвонить?

– Нет, мне сообщили только, что она звонила. И что перезвонит. Речь шла о ее дипломной работе, которую она как раз писала.

В его памяти всплыли еще подробности.

– Помню, я тогда подумал, что у меня все равно нет на нее времени. Нередко бывает, что студенты звонят и просят помочь. – Спенсер пожал плечами. – Но времени на всех не хватает. К сожалению.

– Понимаю, – проговорила Сесилия Турссон и перевернула страницу в своем блокноте. – «Ангелы-хранители».

Эти слова упали будто снег на голову: сколько лет он не слышал этого названия!

– Да?

– Вы были членом этого клуба?

– Именно так.

Не понимая, почему разговор принял такое неожиданное направление, Спенсер сидел как на иголках.

– Вы могли бы рассказать о нем более подробно?

Спенсер сложил руки на груди, припоминая то время, от которого его отделяли десятилетия. Что тут, собственно, рассказывать? Четыре взрослых человека, трое мужчин и женщина, которые регулярно собирались, чтобы посмотреть очередной фильм. А потом шли в ресторан, ели, пили и писали язвительные рецензии.

– Что именно вас интересует?

– Все.

– Но почему? Какое отношение имеют «Ангелы-хранители» к этому делу?

– Мы считаем, что киноклуб может иметь отношение к убийству Ребекки Тролле.

Спенсер расхохотался, но осекся, увидев серьезное лицо Сесилии Турссон.

– Боже мой, ведь он перестал действовать более тридцати лет назад. Подумайте сами, насколько нелепо предполагать…

– Если вы будете отвечать на мои вопросы, мы оба уйдем отсюда скорее. К сожалению, я не могу раскрыть, почему киноклуб представляет для нас интерес, однако мы будем очень благодарны за всякую информацию о нем.

В конце ее голос звучал почти умоляюще. Словно она надеялась, что Спенсер сейчас достанет волшебную палочку и одним движением изменит весь ход следствия.

– Боюсь вас разочаровать, – начал он, надеясь, что его слова звучат искренне. – Я был последним человеком, которого приняли в группу перед тем, как она распалась. Мы с Морганом Аксбергером знали друг друга, так как ходили вместе на курсы французского языка в шестидесятые годы. Тогда он еще не стал крупным бизнесменом и проводил время иным образом: курил, гулял и писал стихи.

Воспоминания вызвали у него улыбку.

– Затем все очень быстро изменилось. Морган стал другим человеком, когда понял, что может стремительно вознестись на самый верх. Но интерес к киноискусству у него сохранился. И где-то в начале семидесятых мы случайно столкнулись на одной из выставок. Он рассказал о киноклубе – о котором я, разумеется, уже читал в газетах – и сказал, что есть возможность, если я пожелаю, в него вступить. Я, естественно, сказал «да».

– Расскажите о других членах клуба. Вы до сих пор поддерживаете с ними отношения?