«Ведь мне ничего не сделают… – ободрила она себя. – Просто сиди тихо… Хватит волнений за все эти дни! Лучше послушай, что говорят…»

Голоса, приближавшиеся к ней, звучали незнакомо. Одно она определила точно – голосов два, и оба, разумеется, женские. Один, тот, что был пониже и поглуше, говорил:

– Как темно! Ты не знаешь, где выключатель? Ноги можно поломать!

Этому голосу отвечал другой – совсем юный и, на вкус Даши, излишне пронзительный:

– А зачем вам свет? Тут и так все видно! «Что ей видно, этой пискле?! – испугалась Даша. – Меня?!»

Но голос безмятежно продолжал:

– Я, наоборот, не люблю при свете. Ну этот выключатель!..

И обладательница писклявого голоса отпустила парочку крепких словечек.

Другая женщина откашлялась, и именно кашель выдал ее возраст. Судя по этому басовитому звуку, ей было никак не меньше пятидесяти лет.

Даша содрогнулась от омерзения, и ей на память пришла квадратная толстуха, как-то раз виденная ею в баре. Там эта дама сидела в компании молоденьких девиц и неподдельно наслаждалась их обществом.

«Гадина!» – подумала она тогда о толстухе.

Теперь Даша начинала кое-что различать в сумерках, и ей удалось разглядеть ее фигуру. Не было никаких сомнений – то была она.

«Мерзкая тварь! Почему девчонка идет на такое? Тоже какая-то беда, как у меня? Или… Просто деньги?»

Но она никак не могла уяснить себе, как можно заниматься чем-то подобным даже за деньги, однако все ее сомнения вскоре рассеялись.

– Ладно, устроимся здесь. Вы сможете меня видеть? – пропищала юная особа.

– Разденься… – прогудела толстуха. Ее голос звучал сыто и буднично и никак не вязался со смыслом произносимых слов. – Разденься, и мы устроимся на твоей одежде. Положи ее вот сюда…

– Почему на моей? – запальчиво спросила девушка. – Платье совсем новое!

– Перестань, будет тебе еще новее, – успокоила ее толстуха. – Гады, заняли все комнаты, негде отдохнуть!..

Даша видела точеную девичью фигурку в слабом свете, проникавшем сквозь стекла крыши. Та оказалась совсем молода – лет шестнадцати, не больше. Это было видно по ее неразвитым бедрам, маленьким острым грудям и линии худеньких плеч. Ее лица Даша различить не могла, да и не испытывала такого желания.

Она охотно заснула бы снова, чтобы ничего не видеть и не слышать, но женщины повели себя так шумно, что об этом не стоило даже думать. Больше всего шума производила старшая. Она то и дело вскрикивала, стонала и осыпала свою юную подругу ласковыми бессвязными словами. Только и слышалось: «Киска, мышка, зайчик-попрыгунчик, ягодка, солнышко…»

«Весь зоопарк перебрала! – злилась в своем убежище Даша. – Когда с тебя будет довольно, курва ты несытая?!»

Вздохи, стоны и ласковые слова, исходившие от девушки, были явно деланными. Она просто время от времени испускала какой-то звук или вполне деловым тоном замечала: «Ой, как хорошо!» Точно так же она могла бы сказать, что погода сегодня плохая или у нее нет аппетита.

Но толстуху это не волновало. Девица делала свое дело, каким бы оно ни было, а все остальное для нее не важно.

Даша переждала этот поток эмоций, не давая себе труда затаивать дыхание и притворяться мертвой, как она собиралась раньше. Женщины были так поглощены друг другом, что не заметили бы ее, даже если бы она встала и прошла мимо их импровизированного ложа любви.

Наконец они замолкли.

«Спасибо вам! – Даша перевела дух. – Сил уже нет слушать… Какая гадость! И я точно так же должна выглядеть и слышаться со стороны, когда ко мне приходит Лариса… Хотя нет – я ведь ей не отвечаю тем же… Еще чего не хватало! Обойдется и без зайчика! Сволочи все!»

А девица тем временем одевалась уже почти в полной темноте и плаксивым голосом канючила:

– Надежда Степановна! А Надежда Степановна! Как же платье-то?

– Какое еще платье? – хрипло отвечала та, приводя себя в порядок. – Тьфу, ни черта не вижу! Может, еще что и обронила… Тебе не кажется? Вроде что-то стукнуло…

– Надежда Степановна, а как же подарок? – Девица, судя по звуку, поцеловала свою благодетельницу. – Вы же обещали!

– В конце месяца, – отвечала пожилая. – Когда закрою отчетную ведомость.

– Ну как же так?! – возмутилась партнерша. – Когда еще конец месяца, март только начался! Ну, Надежда Степановна! Вы же обещали?!

– Я тебя когда-нибудь обманывала? – Та немного повысила голос. – Всегда платила. Просто немного придется подождать. Ситуация пока неясна. Может, будут проблемы с отчетом. Лара что-то землю роет…

– Это у Ларисы Васильевны весенняя лихорадка! – хихикнула девица. – Из-за ее любовницы. Как вам новенькая, кстати?

– Лапочка… – прогудела Надежда Степановна. – У Ларисы губа не дура! Где она таких берет?

Ах, так вот почему вы мне морочите голову с этой ведомостью! Из-за этой девки? Вы что – решили на нее переключиться? Так Лариса скоро ее не отдаст!

– Брось трепаться, – раздалось в ответ. – Не из-за девицы, а из-за неопределенности. Можешь ты немного подождать, или тебе шило в зад воткнули?! Ну, идем!

– Нет, сперва на платье! – не сдавалась та. – А девке этой я всю рожу искалечу!

«Большое спасибо! Вот вам еще одна сцена из-за меня! Да я тут в моде! Хоть бы увидеть ее лицо, чтобы знать, кто мне собирается рожу искалечить! В темноте не различить… По голосу не узнаю…»

А женщины, продолжая пререкаться, медленно шли к выходу. Даша все еще слышала их голоса:

– Ну, Надежда Степановна!

– У меня и кошелька с собой нет… – отвечала та совсем уже в отдалении. – Подождешь.

– И так всякий раз!

Их голоса замерли, хлопнула стеклянная дверь, и Даша не смогла сдержать смеха, давно рвавшегося наружу. В этом смехе оказалось куда больше горечи, чем настоящего веселья, да и природа у него была явно истерическая, но все равно он принес ей какую-то разрядку. Отсмеявшись, она переменила позу и снова задумалась.

Ей припомнились слова толстухи о том, что как будто что-то стукнуло, и она вспомнила, что действительно слышала нечто подобное во время их возни в проходе между зарослями. Негромкий шлепок, раздавшийся несколько в стороне от женщин.

Тогда ей подумалось, что это упал спелый плод с какой-то пальмы, но теперь она вспомнила, что на пальмах не было ничего, даже отдаленно похожего на плоды. Это было ею отмечено еще во время осмотра сада.

«Что это могло шлепнуться? Странно… А если… Если рискнуть и пошарить на полу?»

Эта мысль пришлась ей по душе. Ужасно надоело сидеть в полной неподвижности.