– Когда я увидела тебя, то сразу поняла, что ты совершенно необычна… Ты была так не похожа на других девушек, которых мне доводилось знать, что я даже удивилась. Подумала, не ошиблась ли ты адресом. Чего бы ты могла искать в моем клубе?

«Потом узнаешь чего…» – мрачно думала Даша, уже ощущая прикосновения Ларисиных пальцев на своей груди. Правда, пока между кожей Даши и пальцами Ларисы существовала преграда в виде свитера, но он оказался так тонок, будто его не было вовсе.

Лариса продолжала уговоры и поглаживания, все чаще обдавая Дашу горячим дыханием.

– Я не знаю, почему ты пришла во второй раз… Тебе понравилось, верно? Когда я увидела тебя, то решила, что сделаю все, чтобы удержать тебя тут… Пойми, это была любовь. Настоящая романтическая любовь. С первого взгляда.

Дашу одолевал нервный смех, но она приказывала себе сдерживаться. Девушка понимала, что, если рассмеется в такую минуту – наживет себе смертельного врага в лице Ларисы. И она только кусала губы и все плотнее прикрывала глаза.

Лариса, должно быть, принимала все это, за признаки возбуждения и тесно прижимала Дашу к себе. Это уже было самое настоящее объятие – сильное и страстное. Ее колено уже вклинилось между ног Даши, а рука заползла под свитер. Глаза ее помутнели, видно было, что ей трудно стоять.

– Глупенькая, – прошептала она, касаясь губами горячей Дашиной щеки. – Пойми же, что я хочу сделать для тебя очень много… Ты совсем еще девочка, глупышка… Ты прелесть! Любимая моя! Маленькая!

У Даши болезненно сжалось горло. Слова Ларисы пробудили в ней некие смутные воспоминания.

Вот Аркадий обнимает ее в Летнем саду, на обходной аллее жаркий июньский день, Карпин пруд блестит, как зеленое треснутое зеркало, и многочисленные лебеди продолжают наносить на него все новые трещины и борозды… Вдоль пруда – заросли петуний, розовых, синих, лиловых. На скамейках – старушки, мамаши с младенцами, такие же влюбленные, как Даша и Аркадий, которым больше негде встречаться или просто не хочется сидеть сиднем в кафе или в комнате.

Он целует ее – нежно и осторожно, как будто играет губами с едва раскрывшимся цветком, заставляя его лепестки раздвигаться все шире. Даша обнимает его и долго стоит так, прижавшись к нему всем телом, позабыв обо всем на свете. Когда они отстраняются друг от друга, то замечают, что на них все смотрят.

«Мы красивая пара! – гордо говорила она. – Мы созданы друг для друга!» – «Конечно! – Он соглашался со всеми ее словами. – Конечно, да так и будет! Я чувствую! Прелесть моя! Любимая! Маленькая!»

– Я прошу вас… – Даша почувствовала, что у нее закружилась голова. – Я прошу вас… Мне немного нехорошо… Простите…

Ты бледненькая… – свистящим шепотом отозвалась Лариса. – Зачем ты тут сидела? Пойдем, я отведу тебя в твою комнатку…

«И изнасилую, – продолжила про себя Даша. – Нет, я там больше не сплю… Пусть устраивает мне сцены, пусть признается в какой угодно любви, пусть даже делает это в тех же самых выражениях, проклятая стерва! Но спать я с ней больше не буду!»

И она вздохнула, проводя по глазам рукой:

– Я что-то не хочу лежать… Мне хотелось бы посидеть в баре… Это можно?

– Тебе все можно, – немедленно ответила председатель. – Ну, пошли! Тут очень тяжелый воздух, растения испаряют слишком много влаги… Я тут пять минут, и мне тоже нехорошо. Нам надо выпить по чуть-чуть… Но много я тебе не позволю, это может плохо кончиться… Ты натура нервная, увлекающаяся, а такие спиваются… Я не хочу этого.

– Я тоже…

Даша покинула галерею с некоторым сожалением. Все же здесь ее никто не беспокоил, никто к ней не приставал, и если бы не явилась Лариса, она вполне могла бы тут и переночевать.

Теперь же она снова оказывалась у всех на виду. В том числе на глазах у обворованной толстухи и у Любы, чью тайну она ненароком узнала. Не говоря уже о Ларисе, ни одна из тайн которой пока не была ей известна. И ей снова приходилось изображать простушку, которая всем верит, всего боится и всеми восхищается. А это было трудно, и с каждым разом все труднее.

В баре оказалось немного народу. Только тут Даша поняла, что час уже был поздний. Видимо, она провела в галерее больше времени, чем думала. Ее спутали темнота, тишина и собственный сон, который мог длиться гораздо дольше часа. Даша немного передохнула и теперь надеялась просидеть в баре всю ночь.

«Главное – не поддаваться уговорам Ларисы и не возвращаться в мою комнату. Пить буду мало, а лучше – ничего. И не буду вообще ее слушать… А то даже дышать трудно, так она мне противна…»

Лариса усадила ее за угловой столик и сделала заказ. Официантка была та же самая, что и в первый Дашин визит в клуб, но теперь она как бы потеряла часть своей приветливости. Смотрела угрюмо, переминалась с ноги на ногу и лениво чиркала карандашиком.

Ларису это рассердило.

– Ты что это, моя милая? – спросила она, поднимая на девушку прозрачные глаза. – Мало каши ела? Или помер кто?

– Простите, задумалась, – сухо ответила та, и Даша вдруг узнала голос.

«Не может быть! – воскликнула она, конечно, про себя. – Собеседница Любы! Бог ты мой! Она уговаривалась с официанткой, чтобы свергнуть Ларису?! Что же это делается?! Октябрьская революция?!»

А официантка бойко приняла заказ, как будто вдруг переродилась на глазах, слетала туда-сюда, и перед женщинами оказался вмиг накрытый стол.

Лариса с удовольствием посмотрела сначала на него, потом на Дашу.

– Ешь, голубушка. Ты совсем у нас отощала…

Почему ты не ходила сюда? Стеснялась? Так можно с голоду умереть…

– Мне не хотелось есть, – угрюмо ответила Даша, жадно принимаясь за бифштекс. Ее одолевал волчий голод. В сущности, за последние два дня она толком ничего не ела.

Лариса молча наблюдала за ней, не прикасаясь к своим столовым приборам. А потом, приблизив голову к Дашиной тарелке, тихо произнесла:

– А что, телефонным звонком ты не интересуешься? – Даша чуть не подавилась. Она совсем забыла о том, что сказала ей Лариса в саду, – так велико было тогда ее оцепенение. Лариса действовала на нее, как удав на кролика: в ее присутствии у Даши замедлялись мысли и пропадала способность принимать решения. Сейчас ей ничего не оставалось, как спросить, обливаясь потом от страха:

– А кто звонил?

«Если скажет, что Игорь Вадимович – я большая дура, что пряталась, – быстро соображала Даша, стараясь не попасть под холодные фары Ларисиного взгляда. – А если это тот самый Ветельников… Тогда я дура вдвойне, что согласилась назвать его имя…» А Лариса молчала. Она все так же смотрела на Дашу, задумчиво и бесстрастно. Потом как будто улыбнулась, хотя губы при этом не принимали никакого участия. Так улыбаться умела только она.

– Ладно, прости меня, – произнесла председательница, расплывшись уже в настоящей улыбке. – Я пошутила.