Убедившись, что сердечный настой подействовал, они с братом Туком осторожно перенесли бедную женщину в спальню и уложили на кровать. Теперь уже Назар чутко следил за пульсом и закрытыми веками, и прислушивался к дыханию, со страхом ожидая, что оно вот-вот оборвётся. Тощий зад его то и дело сползал с бархатной обивки стула, но лишний раз елозить парнишка не рисковал, чтобы не потревожить умирающую лишним движением.

Наставник же, видимо, исходя из принципа, что надо ковать железо, пока горячо, усадил экономку тут же, за стол, покрытый расшитой скатертью, и принялся расспрашивать о произошедшем, нет-нет, да и поглядывая в сторону ученика и его подопечной. Брат же Михаил, вздохнув с облегчением, вышел встречать тех, кто непременно должен был нагрянуть позже. Не просто так архиепископ отдавал распоряжения братии. Покушение на домочадцев феи и магическое бесчинство в её саду — это, воля ваша, но смахивает на преступление. И наверняка помимо представителей духовенства, примчатся ещё и служители Закона.

А тут — всего две свидетельницы. Женщины. Успевшие ли по слабости своей запомнить злодеев? Тем более, что одна почти…

— О'Ши, — громче и твёрже произнесла Мэг. Похоже, ей стало лучше. — Назар, мальчик мой…

— Тётушка Мэг! — Малец унял дрожь в прыгающих губах. — Молчите лучше, силы-то поберегите!

— Успеть сказать…

Она явно разволновалась, и брат Тук, выплыв из-за спины ученика, покачал головой:

— Теперь всё успеешь, милая. Мы здесь, а, значит, предупредим твою питомицу. В её охране есть и наш люди, а значит, если что — с магией справятся. Да и народу рядом с ней поболее, чем при вас. Ну-ка, подвинься, парень…

Присел на освободившийся стул, взялся за слабую руку, погладил косточку на запястье. Щёки бывшей кормилицы порозовели, она глубоко вздохнула — и подняла изумлённые глаза.

— Йен? — спросила неверяще.

Он покачал головой.

— Не знаю такого. Что, похож?

— На брата моего… — прошептала Мэгги. — Только он рыжий, а ты…

— Седой, — усмехнулся Тук. — Знания — они свою плату требуют… Ну, да что нам, монасям, красота, душа ценнее… Давай, рассказывай, милая, свои тайны, и ни о чём более не беспокойся. Голубку твою мы скоро нагоним и о плохих людях предупредим. А что ещё передать?

— Нельзя им верить, — твёрдо сказала ирландка. Сглотнула. — Тот старик… Я его узнала. Глава клана О'Ши… И он понял, негодяй, что узнала, потому и… ударил меня чем-то. Не рукой, нет…

— Ох, как на него молодой закричал! — вмешалась экономка. — Не на нашем наречии-то, по чудному, я аж ещё больше испугалась! Подумала, что колдует. А он, видно, просто ругался. Вот он совсем не злыдень!

— Верно, — медленно сказала Мэг. — Старик-то увидел, что плохо мне — и шасть за дверь, а парень — ко мне. Думала, добьёт, а он… тоже что-то сделал, и мне чуть легче стало. А то так в груди припекло — думала, всё уже, сердце лопнет.

— Тут в саду как загудит, как зашумит! — подхватила Сильвия. — Он и заметался. По лицу видно — растерялся, не знает, куда бежать. Вздохнул от отчаянья, оставил Мэг и бросился старика своего утихомиривать. А я-то сама не знаю, к кому кидаться, то ли к соседям за помощью, то ли к Мэгги. Спасибо, добрые люди сами прибежали…

— Уже яснее, — пробормотал брат Тук. И задумался.

Руки его тем временем словно жили отдельной жизнью. Правая — по-прежнему придерживала запястье женщины, левая простёрлась в благословляющем жесте… и только, должно быть, Назар видел, как от неё ко лбу и груди болящей потекли золотистые струи целительной силы.

— Вот что, — сказал, наконец, монах. И неожиданно повернулся к ученику. — Тебе, отрок, придётся всё же здесь остаться, при болящей. Хоть она уже и оправляется, но уход и забота ей нужны особые. Всему научу, а потом, как уеду, буду через тебя ей силу передавать, чтобы лечение закрепить. Отцу Бенедикту сам всё объясню, пусть он сюда перешлёт твои книги и кого-нибудь из старших учеников, чтобы ты обучался, из дому не выходя. Будешь тут… — Смерил взглядом. — Как часовой, — добавил строго.

Назар истово закивал. Наставник одобрительно приподнял бровь:

— Хорошо… А теперь поди, пройдись по саду вместе с этой доброй женщиной, — глянул на экономку. — Пока наши и законники не прибыли — гляньте хозяйским взглядом, не прибавилось ли чего, не убавилось? Может, новым Даром что-то почуешь, а, может, что от чужаков найдёшь. Бывает, оброненные пуговица или лоскут хорошо помогают взять след. Иди, сынок. Я на тебя рассчитываю.

И, дождавшись, когда они с Мэг останутся одни, завершил:

— Вот теперь — поговорим обо всём. Итак, кто эти О'Ши, и почему разыскивают твою приёмную дщерь?

[1] Тугра — личная печать султана с его подписью. Гравировалась на кольце, оттиск делался на сургуче или бумаге.

Человечество странствовало испокон веков.

Переходили со стоянки на стоянку первые племена охотников. Перегонялись с пастбищ, выжженных засухой, выстриженных овечьими, коровьими и лошадиными зубами, стада. Протаптывались, а затем и мостились торговые тракты между городами. Рим, могучий и практичный, привычный из всего извлекать выгоду, раскинул сеть удобных путей от Египта до Оловянных островов — иначе говоря, от жаркой Африки до промозглой сырой Бриттании. Даже в Османской империи сохранились эти не слишком широкие, но пощажённые временем, почти не выщербленные копытами ишаков, лошадей и верблюдов дороги, фундамент которых уходил вглубь земли порой на человеческий рост, и зиждился на прочном основании из булыжника, щебня и кварцевого песка. Их всегда можно было опознать по лёгкой выгнутости, позволяющей дождевой воде не скапливаться, а стекать в особые дренажные канавы. Сколько людей по ним прошло, свободных и рабов, сколько повозок, телег, обозов и караванов, сколько оправдывалось надежд и страхов! Бывало, плотно пригнанные друг к другу плиты орошались не только дождевой водой, но и той самой алой жидкостью, что не могла порой удержаться в перерезанных венах и утекала вместе с жизнью…

Сеньоры и крестьяне, бродяги и вельможи, актёры и певцы, все, кто искал развлечений, счастья, смысла жизни или выгоды на новом месте — рано или поздно отправлялись в путь. А поскольку, помимо них, бродили кое-где по грешной земле не отягощённые божьим страхом любители наживы, им пришлось по нраву выбирать своих беззащитных жертв именно на дорогах. Вот и получалось, что одинокого странника подстерегало множество опасностей. Поэтому многие предпочитали сбиваться в группы, чем больше, тем лучше. И самим проще отбиться, и расходов на охрану меньше, если вскладчину оплатить конвой. А когда в Европе пышным цветом зацвели университеты, к обычным путешественникам прибавились весёлые компании студиозусов, у которых, как водится, в карманах щёлкал соловей, зато умы были набиты множеством премудростей. Школяров охотно брали с собой — за способность развлекать у костра россказнями и песнями, а уж если среди этой братии попадались будущие медики, то им ещё и доплачивали. За удачную практику, ежели таковая случалась.