С уважением, Пчеловод»

Несложно догадаться, что речь в письме шла не о пасеке за двести миллионов долларов. Хаммад договаривался о покупке оружия. Для чего ему нужно было такое количество снарядов для меня оставалось загадкой. В одном я была уверена точно, на его руках не мало крови. Достаточно вспомнить историю с Бахирой, чтобы перестать витать в облаках и думать, будто Господин просто шейх голубых кровей, получивший свое состояние по наследству. Нет, все это абсолютная чушь. Речь шла о чем-то незаконном и кровавом.

Все эти дни, что я работала над деловой перепиской, Хаммад пребывал в особенно хорошем расположении духа. Это проявлялось в его чрезмерной веселости, нежности и даже внимательности, что не вызывало ничего иного кроме настороженности. Меня его радость заставляла постоянно быть начеку. Все время казалось, вот-вот должно полыхнуть пламя, пожирающее все на своем пути. И мне из него ни за что не выкарабкаться живой. Все эти дни, не покидало чувство тревоги. Оно прогрызало себе путь наружу от самого низа живота, зацеплялось клыками за внутренние органы и повисло где-то под ребрами. И как бы я не пыталась убедить себя в необоснованности подобного беспокойства, внутри поселилось знание. Беда неизбежна.

Вот и в этот день, отдавая Господину набранный текст и получив в благодарность влажный поцелуй, я не смогла выдавить из себя улыбки. Кишки свело от внезапно накатившей тоски. Она как ядовитый газ заполнила каждую пору и не давала дышать.

— С тобой все в порядке, Ануд? — Хаммад озадаченно заглянул мне в глаза, удерживая за плечи.

Увидев прямо перед собой кофейную радужку, сканирующих меня и мое состояние глаз, помотала головой.

— В чем причина? — не отпускал меня.

— Хаммад, — обратилась к нему по имени, — когда ты выполнишь свою часть уговора?

— Это причина твоего плохого настроения? — удивленно приподнял брови.

— Да, — нахмурилась, перестав скрывать свои эмоции.

— Что ж, — улыбнулся он, отпустив мои плечи и отойдя в спальню. — Если это поможет развеселить тебя.

Я последовала за ним, не понимая, что именно он задумал. Господин отодвинул картину висящую напротив его кровати и открыл сейф, достав оттуда коричневую папку.

— Я не собирался обманывать тебя, — закрыл дверку, задвигая тайник картиной. — Я дорожу своим словом, — протянул мне коричневую папку.

Кожа под пальцами показалась неестественно холодной, практически ледяной.

— Как я узнаю, что информация достоверная?

— Придётся просто поверить, — слегка улыбнулся.

Я поспешила вернуться к креслу и лишь усевшись, сняла резинку, перетягивающую мягкую кожу.

Фотография одной из девушек в хиджабе тут же возникла передо мной. Я с трудом узнала за впалыми щеками и потускневшей кожей, когда-то радующую красотой и здоровьем Веронику Суворину. Я читала названия поселений, где ей довелось побывать и имена её хозяев, буквально чувствуя пережитый ею ад. Иначе быть не могло. Об этом кричал весь ее внешний вид. Словно это была лишь тень живого человека. Перечитывая список вновь, я старалась запомнить координаты ее местоположения. И лишь после этого перешла к следующему документу. Передо мной оказалось фото Екатерины Марсовой, а рядом лишь одно предложение: «Мертва. Забита камнями до смерти».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Меня охватил озноб. И чем дальше я листала файлы, тем сильнее дрожали пальцы. Я не заметила как из глаз полились слезы, стекая с лица на бумагу и оставляя мокрые следы. Вода застилала глаза, но я не могла остановиться, погружаясь в пучину чужих страданий. «Продана, перепродана, мертва» — документы пестрели жутким словами, бросающимися в глаза и въедающиеся в сознание так, что невозможно будет выжечь даже кислотой. Фотографии бывших когда-то красавицами девушек, отражали искалеченных телом и душой женщин, с мертвыми глазами и лишенных жажды жизни. За что судьба распорядилась с ними таким образом? Многие из них ехали не встречу любви или же просто на работу по найму, а в итоге они не только не нашли искомого, но и потеряли надежду на настоящее и будущее без боли.

— Что ты ожидала там увидеть, Ануд, — вырвал меня из трясины мучений голос Хаммада.

Посмотрела на него мутным взглядом. Он сидел напротив меня, оперевшись на спинку кресла и следя за мной. Внезапно ощутила к нему практически забытую волну отвращения. Он был одним из тех, кто втаптывал в грязь чужие жизни, калечил и ломал. И если пока мне повезло быть у него на хорошем счету и по настоящему я не видела его истинную сущность, это ничего не означало. Один проступок и благосклонность Господина могла обернуться гневом. А я ведь я уже практически привыкла к нему. Правильно говорится: «стерпится, слюбится». Да и ко всему можно привыкнуть. Даже к рабству. И тем более после пережитого насилия, будешь рад любой ласковой руке, потрепавшей тебя по голове, словно бездомную псину, не знающую проявления добра и милости. Хаммад понимал это и пользовался своим положением. Он дрессировал людей вокруг себя. Заставляя их быть благодарным за снисходительное отношение к ним. Чертов ублюдок.

— Почему? — хрипло проговорила, вытирая слезы с глаз. — Почему ты позволяешь, чтобы это происходило?

— Каждый сам выбирает свою судьбу. И эти девушки сделали свой выбор.

— Они втянуты в этот кошмар обманом. Ни одна из них не знала, что станет рабыней, — равнодушие Хаммада не удивляло. Я многого насмотрелась за годы журналистики. Сильные мира сего как правило оказывались теми еще сволочами. Но видя перед собой интеллигентного и сдержанного Господина, не понимала, что с ним произошло такого, после чего он очерствел к миру и людям. Ведь никто не рождается монстром, монстров создает общество.

— В этом мире нельзя доверять незнакомцам. Тем более решая вложить им в руки свою жизнь, — проговорил спокойно, без раздражения. Словно объяснял прописные истины маленькому ребенку.

— Они всего лишь хотели быть счастливыми, — ощутила внутри себя гигантскую дыру, которую невозможно залатать заплаткой.

— Счастье, Ануд, мы творим сами. И если ты не умеешь радоваться жизни, то никто другой не сможет тебя этому научить. Тем более если ты изначально перекладываешь ответственность за свое счастье на другого человека, то никогда тебе не познать истинного удовольствия от жизни. Вот ты, разве ты полетела сюда в поисках счастья?