Единорог предостерегающе заржал. Цири подняла голову.Поблизости не было ни одной воронки, только ровный и гладкий песок. И у нее наглазах этот ровный и гладкий песок вдруг вздулся, а вздутие начало быстропередвигаться в ее сторону. Она кинула высосанную труху и умчалась на камни.

Решение обойти песчаную лавину стороной оказалось верным.

Они пошли дальше, обходя даже мельчайшие участки песка иступая исключительно по твердому грунту.

Единорог шел медленно, прихрамывая. Из его раненого бедрасочилась кровь. Но он по-прежнему не позволял Цири подойти и осмотреть рану.

Песчаная лавина заметно сузилась и начала извиваться. Мелкийсыпучий песок уступил место крупному гравию, потом окатышам. Воронки больше непопадались, поэтому они решили идти по проделанному лавиной руслу. Цири, хоть ееснова мучили жажда и голод, пошла быстрее. Появилась надежда. Песчаная лавинабыла никакой не лавиной, а дном реки, текущей с гор. В реке не было воды, новысохшее русло вело к истокам – слишком слабым и маловодным, чтобы наполнитьрусло, однако скорее всего достаточным, чтобы из них можно было напиться.

Она могла бы идти еще быстрее, но приходилось сдерживаться,потому что единорог шел медленно, с явным трудом, хромал, тянул ногу, копытоставил боком. Когда опустился вечер, он лег. И не встал, когда она подошла.Позволил ей осмотреть рану.

Раны было две, по обеим сторонам сильно вспухшего, горячегобедра. Обе все время кровоточили, и вместе с кровью из них струился липкий,дурно пахнущий гной.

Чудовище было ядовитым.

* * *

На следующий день стало еще хуже. Единорог едва шел. Вечеромлег на камни и не захотел подниматься. Когда она опустилась рядом на колени, ондотянулся до раненого бедра ноздрями и рогом, заржал. В этом ржании была боль.

Гной выделялся все сильнее, запах был отвратительный. Циридостала кордик. Единорог тонко завизжал, попытался встать и упал задом накамни.

– Я не знаю, что делать… – всхлипнула девочка,глядя на клинок. – Я действительно не знаю… Наверно, рану надо разрезать,выдавить гной и яд… Но я не умею! Я могу навредить тебе еще больше!

Единорог попытался поднять голову, заржал. Цири села накамни, обхватила голову руками.

– Меня не научили лечить, – с горечью сказалаона. – Меня научили убивать, втолковывая, что таким путем я могу спасать.Это была страшная ложь, Конек. Меня обманули.

Надвигалась ночь, быстро темнело. Единорог лежал. Цирилихорадочно размышляла. Она набрала колосья и стебли, обильно растущие наберегу высохшей реки, но Конек не захотел их есть. Бессильно положил голову накамни и уже не пытался подняться. Только моргал. На морде проступила пена.

– Я не могу тебе помочь, Конек, – глухо сказалаона. – У меня нет ничего…

Кроме магии.

Я – чародейка.

Она встала. Вытянула руки. Ничего. Магической энергиитребовалось много, а ее не было вообще. Этого она не ожидала. Как же так? Ведьводные жилы есть повсюду. Она сделала несколько шагов в одну, потом в другуюсторону. Пошла по кругу. Отступила.

Ничего.

– Проклятая пустыня! – крикнула она, потрясаякулаками. – В тебе нет ничего! Ни воды, ни магии! А говорили, что магиядолжна быть всюду! И это тоже было ложью! Все меня обманывали, все!

Единорог заржал.

Магия есть всюду. Она есть в воде, в земле, в воздухе и…

И в огне.

Цири зло стукнула себя кулаком по лбу. Раньше это неприходило ей в голову, возможно, потому, что там, меж голых камней, вообще небыло ничего способного гореть. А теперь под рукой были сухие ковыли и стебли, ачтобы создать малюсенькую искорку, ей должно хватить тех крох энергии, которыеона еще чувствовала в себе.

Она набрала побольше сухих стеблей, сложила в кучку,обложила сухим ковылем. Осторожно сунула туда руку.

– Aenye!

Костерок посветлел, замерцал язычок пламени, разгорелся,охватил стебли, сожрал их, взвился вверх. Цири подбросила стеблей.

«И что дальше, – подумала она, глядя на оживающеепламя. – Вбирать? Как? Йеннифэр запрещала касаться энергии огня… Но у менянет ни выбора, ни времени! Я обязана действовать! Стебельки и ковылины сгорятмгновенно… Огонь погаснет… Огонь… Какой он прекрасный, какой теплый…»

Она не заметила, как и когда это случилось. Засмотрелась впламя и вдруг почувствовала ломоту в висках. Схватилась за грудь, ейпочудилось, что лопаются ребра. Внизу живота, в промежности и в сосках забиласьболь, которую мгновенно сменило блаженство. Она встала. Нет, не встала. Взлетела.

Сила заполняла ее расплавленным свинцом. Звезды нанебосклоне заплясали, как отраженные в поверхности пруда. Горящее на западе Окоослепительно вспыхнуло. Цири поглотила этот свет, а вместе с ним и Силу.

– Hael, Aenye!

Единорог дико заржал и попытался вскочить, опираясь напередние ноги. Рука Цири поднялась сама, пальцы сложились в знак, губы самивыкрикнули заклинание. Из пальцев выплыла светящаяся, колеблющаяся ясность.Огонь загудел языками пламени.

Рвущиеся из ее руки волны света коснулись раненого бедраединорога, сосредоточились, проникли в него.

– Хочу, чтобы ты выздоровел! Я хочу этого! Yass’hael,Aenye!

Сила вспыхнула в ней, переполнила безграничной радостью.Огонь взвился к небу, вокруг посветлело. Единорог поднял голову, заржал, потомвдруг быстро вскочил с земли, сделал несколько неверных шагов. Выгнул шею,дотянулся мордой до бедра, пошевелил ноздрями, зафыркал – как бы с недоверием.Заржал громко и протяжно, подпрыгнул, махнул хвостом и галопом обежал костер.

– Я вылечила тебя! – гордо воскликнулаЦири. – Вылечила! Я – чародейка! Мне удалось извлечь Силу из огня! И онаво мне, эта Сила! Я все могу! Я могу все!

Она обернулась. Разгоревшийся костер гудел, рассыпая искры.

– Нам больше не надо искать источники! Мы больше небудем пить воду пополам с грязью! Теперь у меня есть Сила! Я чувствую Силу,которая таится в этом огне! Я сделаю так, чтобы на проклятую пустыню хлынулдождь! Чтобы вода брызнула из камней! Чтобы здесь выросли цветы! Трава!Кольраби! Теперь я могу все! Все!!!

Она резко подняла обе руки, выкрикивая заклинания искандируя апострофы. Она не понимала их, не помнила, когда научилась им ивообще обучалась ли когда-нибудь. Это не имело значения. Она чувствовала Силу,горела огнем. Она сама была огнем. Она дрожала от переполняющего ее могущества.