— Какая нелепость? — спросил Поль Валери, который присоединился к ним вместе с Жюлем Роменом и Андре Жидом.

Жан объяснил, в чем дело, и Жид, не меньше его возмутившись, заявил:

— Да ваши с Адриенной лавки давно уже важнее для франко-американских отношений здесь, в Париже, чем любые договоры, статуи и речи. Именно у вас мы встречаемся и обмениваемся идеями. Мы не можем позволить, чтобы страдала англоговорящая часть нашего содружества.

— Полностью согласен, — вступил Поль Валери. — Это преступление, что Сильвии отказывают в праве на субсидию от нашего государства, ведь ее книжная лавка приобрела огромное значение для нас, французов, не говоря уже об экспатриантах, которые приезжают сюда и тратят свои деньги в местных заведениях.

— Вы, бесспорно, сделали много большее, чем та Мэри Райан в Ирландии — она всего лишь преподает французский на маленьком островке, а ей уже и орден Почетного легиона присудили в прошлом году, — заметил Жан.

— Я читала о ней, — сказала Сильвия. — И достижений у нее намного больше, чем вы отметили. Она первой из женщин-преподавателей в Англии или Ирландии получила должность профессора университета.

— Что объясняет эту великую, прискорбную несправедливость. — Жан скрестил на груди руки и хмуро глядел в пол.

— А что, если… — принялся вслух рассуждать Ромен, — что, если Сильвия проведет у себя в лавке цикл эксклюзивных литературных чтений и будет брать за вход деньги? Как в театре. Уверен, что все мы с радостью согласимся почитать отрывки из своих незавершенных произведений. И еще я уверен, что ее знаменитые американские друзья-писатели присоединятся к нам, верно, Сильвия?

Жак встрепенулся и в волнении щелкнул пальцами, вот оно! Сильвия тоже закивала, одобряя идею Ромена. Прямо у нее на глазах прорисовывалось что-то реальное, что могло бы спасти ее обожаемую лавку, — и особенно грело душу, что идея исходила от ее французских друзей, тех самых истинных potassons из «Ля мезон» Адриенны. В конце концов, они резиденты Франции. Даже самые влюбленные в Париж американцы бывают здесь наездами, а те, кто поселяются здесь, как Гертруда с Элис, и не думают «перенимать местных обычаев», как когда-то заметила Киприан. Как Сильвии не хватало ее доброго друга Валери Ларбо, как хотелось, чтобы он тоже приложил руку к их плану, но увы, он отправился с семьей в деревню поправлять здоровье.

— Или, например, можно организовать подписку: желающие заранее внесут плату и получат право посещать все сеансы. Это помимо библиотечного абонемента и отдельно от него.

— Но подписка же не сделает их совладельцами лавки, нет? — поспешила уточнить Сильвия.

— Ни в коем случае, — успокоил ее Жан. — Они станут Друзьями лавки. Ее покровителями.

— Кстати, о Сильвии и покровителях, — вступила в разговор Адриенна. — На прошлой неделе ко мне заходил один американский литературный агент выяснить, не хочет ли Сильвия написать мемуары.

Гордость Адриенны заставляла Сильвию чувствовать себя неловко: подруга упоминала об этом предложении при каждом удобном случае.

— Я уже отказалась, — выговорила Сильвия, прочистив горло.

— Но почему? Ваши мемуары стали бы важным произведением! Личная история одного из самых ярких десятилетий Парижа, — возразил ей Ромен.

— Он сказал, что в них мне не следует заострять внимание на конкуренции и всем нехорошем, а я не пожелала с самого начала чувствовать на себе цензуру.

Цензуры ей и так уже хватило. Однако была одна частица правды, которой она ни за что не поделилась бы даже с Адриенной, — она все еще слишком сильно злилась на Джойса и других мужчин, с кем он сговорился, чтобы писать о нем хоть сколько-нибудь беспристрастно. Она не сомневалась, что Адриенна посоветует черпать в этом гневе творческую энергию — необязательно чтобы выставить Джойса в некрасивом свете, а просто чтобы слова легче ложились на бумагу. Правдивые слова.

За то недолгое время, что Сильвия раздумывала о мемуарах, она все задавалась вопросом, не лучше ли правду жизни оставить для беллетристики. Ради безопасности всех причастных.

— Если вы когда-нибудь надумаете писать мемуары, я первым побегу покупать их, — заверил Андре Жид. — А если не надумаете, значит, так тому и быть. Ваша лавка сама по себе великое произведение искусства, и у ее создательницы есть несомненный повод для гордости.

— Спасибо, — отозвалась Сильвия, смущенная и одновременно польщенная похвалой.

Жан хлопнул в ладоши, потом в предвкушении потер руки.

— А тем временем давайте кинем клич Друзьям «Шекспира и компании».

Той ночью Сильвия почти не сомкнула глаз, занятая проработкой планов, но на следующий день вовсе не чувствовала себя разбитой. Уже за полночь она принялась набрасывать идеи для первого обращения к потенциальным Друзьям, которое они с Жаном уговорились обсудить за обедом. Со свойственной ему чуткостью он заключил, что призыв должен исходить не от нее самой, а от него и других французских писателей.

— Чтобы сберечь вашу очаровательную скромность, — пояснил Жан.

Тем утром, оглядывая свою лавку, Сильвия не испытала грусти, привычной в последние месяцы, когда ее преследовал страх потерять свое детище. Но… были здесь кое-какие предметы, расставание с которыми она пережила бы, решила Сильвия.

— Жюли, — сказала она, — как думаете, сколько теперь стоит рисунок Блейка?

Оторвавшись от гроссбуха, Жюли перевела на рисунок взгляд и подняла брови.

— Даже не знаю. Но… Что сказать, по мне это как продавать бабушкины жемчуга, ведь правда? Очень грустно, а деваться некуда. Возможно, когда-нибудь вы еще вернете его себе.

Итак, Сильвия начала составлять каталог статей, рисунков и рукописей, с которыми она согласна была расстаться, чтобы поддержать лавку на плаву. «Если в Друзья запишется достаточно народу, — сказала она себе, — я остановлю распродажу. Но лучше все же подготовиться». Больнее всего оказалось включать в каталог предметы, с первых дней присутствовавшие в лавке, например автографы Уитмена и рисунки Блейка. И столь же непросто ей далось решение внести в каталог кое-что связанное с Джойсом, что, по ее мнению, несомненно привлекло бы интерес покупателей: ранний черновик «Портрета», который тогда еще назывался «Герой Стивен», и письмо-протест, подписанное столькими видными литераторами и мыслителями — даже самим Альбертом Эйнштейном! Она до сих пор не могла поверить, что он оставил здесь свой автограф — в защиту «Улисса» и против пиратства Сэмюэла Рота.

Когда молва о Друзьях «Шекспира и компании» распространилась, во многом благодаря статье, написанной Джанет Фланнер для «Нью-йоркера», предложения помощи посыпались со всех сторон. Более того, из Америки Сильвии написала Мэриан Уиллард — одна из ее любимейших постоянных клиенток в 1920-х — с предложением открыть нью-йоркское отделение Друзей. До смешного предсказуемый факт, подумала Сильвия: американскими Друзьями стали в основном женщины, которые выписывали щедрые чеки со своих солидных банковских счетов, тогда как Друзьями с французской стороны были сплошь мужчины или супружеские пары, платившие по триста франков за двухлетнее членство.

Хотя отклики