Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она снова фыркает.
– В смысле, с этого момента. Прости, что притащила тебя сюда.
– Мне нужно домой, – говорит Агата. – Сейчас ведь сочельник.
– Черт! – Я смотрю на часы. – Мама ужасно разозлится. Пора ехать. Соберемся снова на День подарков, да?
Парни кивают, не поднимая глаз.
Вещей у нас с собой нет. Баз приносит наши пальто. Я огорчена, что не смогла погулять по дому или хотя бы порыться в библиотеке. Пару раз я ходила в ванную комнату, но находится она не так далеко, прямо по коридору, и кажется современным дополнением к особняку. Там стоит японский туалет с расслабляющей музыкой и подогревом.
Агата надевает мягкую белую шапочку и шарф в тон.
– Идем, Саймон… Ты не взял свою куртку?
Он до сих пор сидит на диванчике и о чем-то усиленно размышляет. Возможно, об убийстве тугодумов. Саймон поднимает взгляд:
– Что?
– Идем, – говорит Агата. – Пора ехать.
– Куда ехать?
– Мы приехали за тобой.
Он все еще выглядит растерянным.
– Чтобы отвезти меня в Уотфорд?
Агата хмурит брови. Однажды у нее на лбу появится глубокая морщина, а я буду подшучивать по этому поводу.
– Просто… поехали, – говорит она. – Сейчас сочельник. Мои родители будут рады тебя увидеть.
Саймон широко улыбается, словно ему только что вручили роскошный подарок. Баз стоит у него за спиной и гримасничает. Как же меня бесит их любовный треугольник! Думаю, Саймон прав: иногда из-за клыков у База надуваются щеки.
Он прокашливается, и Саймон оборачивается.
– Я… – говорит он. – Вообще-то, мне кажется, нужно поработать над зацепкой с тугодумами.
Всемогущая Моргана, неужели Саймон сам понял, что ехать с Агатой – ужасная затея?
– Саймон!
Агата сверлит его взглядом, только к чему все это? Вряд ли она хочет поехать домой вместе с Саймоном. Возможно, она просто устала или ей надоело это взаимное игнорирование.
Может, она кажется себе сволочью, потому что бросает его на Рождество в особняке Питчей. Такой кажусь себе я. Здесь жутковатая атмосфера… «А давайте убьем девственника и напишем отличный новый альбом для „Лед Зеппелин“». Хотя здесь чудесная библиотека, а мачеха База выглядит милой женщиной. Интересно, девственник ли Саймон… Определенно нет. А может, да?
– Но я думал… – говорит Саймон.
– Идем, – настойчиво произносит Агата. – Если ты не поедешь, кто доест ужин и проследит, что мы смотрим «Доктор Кто»?
Саймон вновь переводит взгляд на База. Тот все еще кажется раздраженным. Может, в их перемирии есть особый пункт про Агату? Может, она что-то вроде «бесполетной зоны»?
Но это нечестно: как девушка, Агата совершенно не подходит Саймону, но она одна из немногих его друзей. И так будет даже после окончания перемирия.
– Идем, Саймон, – говорю я. – Соберемся после Рождества.
– Хорошо… – Он поворачивается ко мне. – Хорошо. Схожу за пальто.
Баз
Я сижу со скрипкой в руках, но не играю. В библиотеку заходит отец.
– Юные маги ушли, – говорит он.
Я киваю. Он проходит в комнату и садится на длинный диван с обивкой из конского волоса – там почти весь день валялся Саймон. Отец нарядился к ужину. По воскресеньям и праздничным дням мы облачаемся в парадную одежду, и сегодня на нем черный костюм с красным отливом. Волосы отца побелели, когда умерла моя мать, но выглядят они как мои – густые, немного волнистые, с острым вдовьим мыском. Вероятно, облысеть с возрастом мне не грозит, и это успокаивает.
Все говорят, что внешностью я пошел в мать. Мы происходим от египетской ветви семейства Питч, но я сознательно копирую манеру отца держать себя: никогда не догадаешься, что у него на уме. Я репетировал этот взгляд перед зеркалом. Конечно же, я вижу свое отражение в зеркале: Саймон Сноу – просто тупица.
В данную секунду я притворяюсь, что меня не заботит отъезд Сноу. Притворяюсь, что даже не заметил, как он уехал.
Не знаю, почему меня это удивило, ведь последние двадцать четыре часа я убеждал Сноу, что мы не друзья, а поцелуи ничего не значат. Почему же я шокирован и огорчен, что он уехал с двумя верными друзьями… С той, которую он всегда желал.
Отец прокашливается и вальяжно скрещивает ноги:
– Бэзилтон, ты чем-то озадачен?
Никто не называет меня Тиранус. Мама настояла на этом имени из-за того, что оно семейное, но отец его терпеть не может.
– Нет, – говорю я.
– Это часть какого-нибудь безумного плана твоей тети? – спрашивает он скучающим голосом, потом приглаживает складку на брюках.
– Нет, – вежливо отвечаю я. – Это просто школьный проект. Решил побыть паинькой и посмотреть, куда меня это приведет.
Отец изгибает бровь. В библиотеке так тихо, что я слышу, как тикают его часы.
– Сейчас неподходящее время действовать независимо, – говорит он. – У Семей есть свой план.
– И мне там отведена роль?
– Пока что нет. Хочу, чтобы ты сперва закончил школу. Выздоровел. Я разговаривал с твоей матерью. Она подумала, может, тебе захочется с кем-нибудь поговорить… О твоей ситуации.
Он называет Дафни моей матерью. Я не возражаю.
– С врачом? – спрашиваю я.
– Скорее с психотерапевтом.
– Психологом? – Сказал я это вовсе не скучающим голосом. Прокашливаюсь. – Отец, – более спокойно говорю я, – не могу себе представить, что я мог бы обсудить с терапевтом-нормалом.
– Твоя мать… Она сказала, что ты научился говорить о своей ситуации с осторожностью. Не обязательно вдаваться в подробности.
– Со мной все в порядке.
– Твоя мать…
– Я подумаю.
Отец встает. Со свойственной ему прыткостью. Застегивает манжеты.
– Скоро будет готов ужин, – говорит он. – Переоденься.
– Конечно, отец.
Дафни купила мне серый костюм на выход, но в школе я и так хожу каждый день в сером, я и сам серее некуда. Поэтому я надеваю темно-зеленый наряд, который выбрал сам. Черный с зеленцой, слегка отливающий серебром. Завязываю кроваво-розовый галстук, когда дверь в мою комнату открывает Морделия.
– Нужно стучаться, – говорю я, глядя на нее в зеркало.
– Твой…
– Уходи. И стучись. Пока этого не сделаешь, я тебя не вижу.
Она со стоном уходит, захлопывает дверь в спальню, потом колотит по ней кулаком. Будь она из Питчей, я бы уже пришел в отчаяние. Но повадками она и на Гриммов не слишком похожа: кровь моей мачехи в ней словно жидкая кашица.