цепи с кожаными браслетами на концах. Захваты были всех возможных размеров. Крупные – для широких взрослых рук, мелкие – для детских запястий.

Сколько людей прошло через этот ад? Сколько жизней оборвалось здесь за последние тридцать лет?

Людивина бродила и смотрела, онемев от ужаса. Клеенка разделочного стола была иссечена сотнями порезов, идущих внахлест, – свидетельств многочасовой работы по расчленению тел перед отправкой в печь. Некоторые зарубки были еще розоватыми, несмотря на усердные попытки отмыть кровь.

– Явно оттачивали мастерство, – мрачно прокомментировал Сеньон.

– Вероятно, работал Дитер Ферри, – сказал Априкан бесцветным голосом. – Похоже, столом не пользовались несколько месяцев.

– А может, и вся община, – предположила Людивина, увидев рядом с разделочным столом супницу и кастрюли.

Как далеко вышли они за рамки нормального поведения? До каких пределов раздвинули понятие свободы? В какую страшную, отвратительную семью сплотил их Дитер Ферри своей стальной рукой?

Никаких табу. Все дозволено. Извращений не существует, потому что любое желание в их глазах становилось законным и оправданным, абсолютно любое. Если хочется – попробуй, а вдруг понравится! И Ферри все это поощрял, ведь если человек чего-то хочет, он может.

Как далеко они зашли все вместе?

Людивина почувствовала, что с нее хватит, и вышла из подвала на воздух. Спецназовцы заканчивали осмотр каждого участка территории. Этого святилища Зла.

Она окликнула двух солдат, возвращавшихся к грузовикам:

– В зданиях еще кого-нибудь нашли?

– Кроме мужика, которого мы задержали, никого: здесь явно давно не живут. Несколько месяцев – наверняка.

Затем из подвала возник Априкан, на ходу диктуя по телефону приказ об аресте Брюссена.

Людивина увидела, как из сарая, расположенного чуть в стороне от здания фермы, вышли три жандарма; вид у них был подавленный. Она тоже подошла к деревянной хижине и потянула на себя скрипучую дверь.

Внутри было темно, посередине стоял стол, на нем – несколько склянок с химикатами и лотки с инструментами.

А потом она увидела их.

Десятки пастей. Или даже сотни.

Оскаливших свои огромные клыки.

Это были пасти животных, в которых Людивина сразу узнала собак. Они висели повсюду, занимая пространство от пола до потолка, трофеи вечной безжалостной охоты.

Взгляд Людивины внимательно скользил по полкам: здесь было все необходимое, чтобы освежевать, выпотрошить и разделать животное после поимки. Затем ее внимание привлекла картонная коробка, попорченная влагой. Внутри оказалась куча маленьких челюстей и птичьих черепов, некоторые были испачканы краской – все пыльное, старое. Они напомнили Людивине коробку с детскими игрушками. Жутковатыми и извращенными.

Все помещение выглядело облегченной копией подвала. Промежуточным этапом.

И тут молодую женщину посетила страшная мысль.

Здесь вершился обряд инициации. Переходный этап для детишек этого хутора. Здесь они росли, готовясь стать настоящими, законченными социопатами. Именно здесь, освоив искусство охоты, травли, они учились истязать животных. Дальше включались жажда крови, изначальное, нутряное, пещерное насилие. Здесь, в этом сарае, в окружении взрослых вырожденцев, садистов и коварных манипуляторов дети открывали для себя мир невиданной жестокости и отчасти выстраивали свои извращенные фантазии.

Виктор Магс и Сирил Капюсен не были завербованы Гертом Брюссеном – они на самом деле выросли здесь, в этом уже не было сомнений. Чтобы замести следы, им не дали фамилии настоящих отцов. Людивина верила, что в скором времени обнаружится, что Магс и Капюсен получили фамилии своих матерей, случайно оказавшихся здесь женщин, каких-нибудь пропавших без вести наркоманок, чья личность была не важна, – они просто обеспечили клану Дитера Ферри потомство.

Людивина медленно пошла назад, придавленная тяжестью всего, что ей представилось.

Едва завидев ее, Сеньон бросился к ней:

– Только что Магали раздобыла еще один адрес Брюссена, он указан в налоговой! Ни за что не догадаешься. Это Верней-ан-Алатт!

– Капюсен время от времени заезжал к нему и звонил со своего мобильника, подключаясь к тому ретранслятору, – догадалась она.

– Априкан только что отрядил за ним группу спецназа, хочет взять на рассвете, тепленьким, пока не свалил.

Людивина стиснула зубы. Она переживала, что не сможет при этом присутствовать. Не сможет посмотреть в глаза этому ублюдку, когда его арестуют.

– Я хотела бы видеть, как его схватят. Просто хоть на миг взглянуть ему в лицо, – сказала она.

Он посмотрел на нее и кивнул:

– Я попробую это устроить… Как ты? – спросил он уже мягче.

Она пожала плечами.

Из окна второго этажа показался шлем одного из бойцов спецназа, раздался крик:

– Полковник! Сюда!

В этом голосе как будто слышалась паника. Сеньон и Людивина бросились в дом, где находился их единственный задержанный.

Прыгая через ступеньки, они взлетели вверх по лестнице и ринулись дальше вглубь дома, где спецназ обнаружил лестницу, закамуфлированную под шкаф. Система была сконструирована настолько ловко, что, не открыв шкаф, ее невозможно было заметить.

Рядом с дверью стоял растерянный жандарм.

– Что случилось? Проблема с задержанным? – испугался Сеньон.

Людивина, не дожидаясь ответа, стала подниматься по крутым ступенькам и оказалась на довольно темном чердаке.

В глаза сразу бросились светоотражающие зонты для съемки и рулон синей ткани для создания фона. Это была фотостудия.

– Не бойся, – произнес мужской голос ласково и тихо, словно уговаривая ребенка.

Людивина обернулась к противоположной стороне чердака.

Один из жандармов сидел на корточках к ней спиной.

Его рука была протянула к детской кроватке, заваленной игрушками.

Он обращался к маленькой девочке, прячущейся от страха за плюшевым мишкой.

Та смотрела на него с ужасом.

53

Только прибывшая женщина-врач смогла разжать объятия девочки, намертво вцепившейся в Людивину.

Ребенок не произнес ни слова, даже не назвал свое имя.

– Она подвергалась насилию? – спросил Сеньон, подойдя к коллеге.

– Пока не знаю, ее не будут сразу осматривать, сейчас она в шоке.

– Среди вещей Монтиссона обнаружен компьютер. Мне не нужно ждать заключения эксперта, я и так знаю, что мы там найдем.

– Это наш педофил.

– Никаких сомнений. Он говорит неохотно, но не отрицает, что прожил здесь целый год. Он компьютерщик. Работает на удаленке, с хутора. Ставлю голову на отсечение, именно он создал для Брюссена сайт «Зерна внутри нас».

– Вот подонок!

– Прямо руки чешутся ему вмазать!

– Что дальше? Они перевезут его к нам в Париж?

– Думаю, что пока Априкан хочет расположиться в местной жандармерии. Малышку отправят в больницу. Я ненадолго останусь тут, налажу связь с командой Магали. А спецназ днем вылетает обратно, ты можешь вернуться с ними.

– Нет.

Сеньон не настаивал, и Людивина забралась в кабину пожарной машины, увозившей врача и девочку, которой дали успокоительное.

Ближе к полудню, когда Людивина еще находилась в больнице в Ажене, ее напарник позвонил и сообщил, что квартира Брюссена в Верней-ан-Алатте оказалась пуста. На месте работали две бригады, мобильник Брюссена