class="p1">– Не сейчас, – прошептала Лакс.

Я снова сжал ей руку, но она не ответила.

Оттолкнув меня с дороги, ворвалась Элен Страттори. Рука Тристы выпала из моей, и Элен, укоризненно вздохнув, принялась осматривать пулевое отверстие. Как будто Триста сама была виновата в том, что в нее стреляли.

И кто? Ее родной брат.

Которого я убил.

Вольф сжал плечо Роджера:

– Публика ждет объявления победителя. Я должен вернуться туда.

– Но он же мертв! – крикнул кто-то.

– Думаешь, я не знаю? – огрызнулся Вольф. – Всем выйти на поклон! Кланяйтесь как можно дольше, продержитесь хотя бы минуту, пока я не придумаю, как нам выиграть время. Может, выступим на бис.

Колетт протянула к нему свои окровавленные руки:

– Шутишь, что ли?

– Если зрители о чем-нибудь догадаются, считай, что мы покойники. Иди, милая. Ей уже ничем не поможешь.

Колетт не сдвинулась с места. Элен Страттори разорвала рубашку Тристы и провела рукой над раной.

Роджер крепче прижал Тристу к себе:

– Переведите рану на меня.

– Ты же знаешь, не могу, – спокойным тоном ответила доктор Страттори, не отрывая глаз от раненой. С помощью своей магии она чувствовала все увечья пациентки, но без согласия Тристы могла лечить их лишь обычными лекарствами. – Колетт, иди. Я сама все сделаю.

Лицо Колетт исказилось. Она вытерла руки полотенцем, а затем поднесла его к алым губам Лакс.

– Идешь?

– Я скоро, – ответила Лакс едва слышно. Никогда еще не видел ее такой изможденной.

Я откинул ей волосы с лица. И почувствовал, какой ледяной была ее кожа. Наверное, от шока.

– Хочешь, принесу воды?

Под руками доктора Страттори раздался стон.

– Триста! – вскрикнул Роджер.

С моих плеч свалился тяжелый груз. Я схватил Тристу за руку, Колетт крепко зажмурилась, и по ее щекам заструились слезы облегчения.

Триста открыла глаза, обвела взглядом Роджера, Колетт, меня. И снова застонала.

– Что со мной?

Роджер еле заметно покачал головой. Только не перед Страттори. Им нельзя ничего знать.

– Пуля прошла мимо сердца и застряла недалеко от легкого, – сказала Элен. – Надо перенести тебя ко мне в операционную.

Слезы застилали мне глаза. Я сжал руку Тристе, и она стиснула мою в ответ.

– Значит, она поправится? – спросила Колетт.

Доктор Страттори отхлебнула большой глоток из своей фляжки:

– Тот, кто стрелял в нее, либо не умеет нормально целиться, либо, напротив, очень искусный стрелок.

Роджер и его тетушки помогли доктору Страттори переложить Тристу на носилки. Та закрыла ладонями искаженное от боли лицо.

– С ней все будет хорошо, – повторял я себе и Лакс. – Слышала?

Триста поправится. Лакс освободилась от Дьюи. И мы все тоже.

Кошмар наконец-то закончился.

Снова появился Вольф и прогнал Колетт прочь. Увидев, что мы с Лакс держимся за руки, он нахмурился еще сильнее.

– Лакс, ты нам очень нужна на сцене.

Она зажмурилась и промолчала в ответ.

Я провел рукой по ее влажным локонам:

– Без нее не справитесь?

– Зрители ждут нового мэра и его невесту. Нам нужно выиграть время. – Он присел на корточки рядом с ней. – Лакс, ты истощена?

Он говорил обтекаемыми фразами. Не знал, насколько глубоко она посвятила меня в дела своей магии.

Лакс пошевелила ногами, но встать так и не смогла. Все ее тело тряслось крупной дрожью.

Я прижал ее к себе, окутывая своим теплом.

– Сэр, она многое пережила.

Вольф недовольно скрестил руки на груди, но ушел без нее. Каждому, у кого есть глаза, было видно, что она на грани обморока.

– Я рядом, – прошептал я, уткнувшись ей в волосы. – Беда миновала, и с тобой тоже все будет хорошо, правда?

– Прости, – выдохнула она.

– Не надо ни за что извиняться. – Невзирая на кровь – ту, что все еще обагряла ее руки и лицо, ту, что была пролита за весь этот ужасный вечер, – я нашел в себе силы улыбнуться. – Теперь ты свободна.

– Он поворачивал время вспять. – Ее веки, затрепетав, опустились, выражение лица стало умиротворенным. Полусонным. – Снова и снова.

– Я знаю, любимая. И что бы он ни делал, мы все равно нашли друг друга.

Ее голос был так тих, лицо так безмятежно.

– Я всегда найду тебя.

Я ласково погладил ее по щеке, и Лакс улыбнулась – расслабленно, мягко. Ушла вся боль, исчезли маски напускной храбрости и безразличия. Ее работа была окончена.

И теперь наконец начиналась настоящая жизнь.

За занавесом пророкотал голос Вольфа:

– Как насчет еще одной песни в честь нашего кандидата?

Публика радостно взревела.

Из-за боковых декораций выглянула Нана и неуверенно спросила:

– Лакс! Можешь выйти?

Я сжал ее руку, подбадривая. Какое бы решение Лакс ни приняла, я заставлю Нану смириться с ним.

Лакс не шелохнулась.

– Лакс! – Я нежно коснулся ее лица. Но Сверкающий Рубин Ревеллей был бледен как полотно.

Как пепел. Как смерть.

Я слегка встряхнул ее за плечи:

– Лакс!

Она не откликнулась.

– Приведите сюда доктора Страттори! – заорал я.

Нана бросила на внучку один-единственный взгляд и отшатнулась.

– Скорее!

Наконец она торопливо ушла.

Нетерпеливая публика принялась скандировать:

– Дью-и! Дью-и!

– Помогите! Кто-нибудь! – Мы были одни. В самый разгар главного спектакля этого сезона рядом с нами никого не оказалось. – Лакс плохо!

Аплодисменты в честь Ревеллей достигли апогея, крики скандирующей толпы звучали все громче и громче. В лучах света, пробивающихся сквозь занавес, плясали пылинки. Крохотные частички кружили над нами в воздухе, опускаясь на губы Лакс. От ее учащенного дыхания они должны были разлетаться в стороны.

Невыносимо медленно тянулись минуты. Пыль оседала, прилипая к вишневой помаде.

– Она не дышит. – Паника лишила меня голоса. Когда она перестала дышать? – Где этот чертов доктор?

Из-за занавеса появились Милли и Колетт. Увидев Лакс, они замерли.

– Помогите ей! – взмолился я. Ну почему никто ничего не делает?

Девушки сразу подскочили к нам. Милли прижалась ухом к груди Люкс, слушая сердце.

Ее глаза встретились с моими, и она покачала головой.

Не может быть. Она делает что-то не так.

Я обхватил пальцами запястье Лакс, стал ждать, когда же в венах заструится жизнь.

Появился Роджер. Его руки все еще были красными от крови Тристы.

– Что тут происходит? Она опять упала в обморок?

Я еще сильнее стиснул ее обмякшую руку.

Милли коснулась ладонью щеки Лакс. Ощутив ледяной холод кожи, она взглянула на меня, и ее глаза наполнились слезами.

– Нет, – услышал я собственный голос.

Милли обернулась к Колетт. В слишком ярком свете ее щеки сияли.

– Мы ее потеряли, – еле выдавила она.

– Потеряли? – повторил Роджер. – В смысле она опять исчерпала все свои силы?

Колетт всхлипнула и согнулась пополам, захлебываясь в рыданиях. Ее плач эхом отразился от гулких стен закулисья.

Нет. Не может быть. Ведь мы только освободились из лап Хроноса, только начали…

Я взял Лакс на руки и прижал к груди. Согреть бы ее, и тогда все будет в порядке. Мы сможем уехать. Или остаться. Дьюи больше нет, и она наконец может жить…

– Джеймисон! Ты меня слышишь?

– Ты ошибаешься. – Крики публики, вызывающей Дьюи на сцену, заглушали мой собственный голос.

Снова появился Вольф и стал раздавать указания танцорам. Увидев Лакс, он остановился как вкопанный.

Наконец-то, наконец-то вернулась Нана с доктором Страттори.

– Она упала в обморок, – объяснил я. – Наверное, переутомилась, выступая под куполом. Тут у нас было довольно суматошно и…

Суровый взгляд доктора Страттори заставил меня замолчать. Она осторожно прикоснулась к лицу Лакс.

Вокруг нас столпились Ревелли. Никуда было не деться от их вопросов, от тихого плача. Они заполняли мою голову, отвлекая от самого главного – нужно было срочно придумать, как помочь Лакс.

Доктор Страттори тихонько охнула:

– Какая странная рана. Магическая. Никогда не встречала ничего подобного.

– Можете ей помочь? – тихо спросил Вольф.

Она коротко покачала головой:

– К сожалению, нет.

– Она просто устала. – Нам всем надо успокоиться. Когда Лакс очнется, ей не понравится весь этот шум и гам.

Я осторожно коснулся пальцем ее губ, снимая пылинки. Доктор Страттори взглянула на меня, и ее