суровое лицо наполнилось жалостью.

– Нет, – заявил я, и на долю секунды почувствовал облегчение. Доктор Страттори ошиблась, иначе быть не могло.

Обмороки, потеря веса, кровотечения из носа…

– Нет, – повторил я еще настойчивее.

Господь хоть и пощадил Тристу, но все же я убил человека в момент его слабости. Когда он был беспомощен и не мог защитить себя.

За все на свете надо расплачиваться.

Доктор Страттори прижалась ухом к груди Лакс и вслушалась. Затем выпрямилась и вздохнула.

– Мне очень жаль. Самое большее, что вы можете сделать, – это быть рядом, чтобы она отошла в мир иной в окружении тех, кто ее любит.

Колетт вцепилась в безвольную руку Лакс и яростно замотала головой.

Милли обняла Колетт, пытаясь что-то сказать, но слова потонули в еле сдерживаемых рыданиях. Слезы заструились по ее щекам. Нана тоже заплакала и перекрестила Лакс лоб.

– Иди с миром, моя милая, ненаглядная девочка. Мама ждет тебя.

Здесь, на Шармане, ее дом. Ее семья. Сестры. Все, ради чего она жила, все, ради чего хотела жить…

Я схватил доктора Страттори за руку:

– Переведите это на меня.

– Не могу. – Она отдернула руку. – А если бы и могла, эта рана смертельна, она напитана темной магией.

– Попробуйте.

Она с сомнением взглянула на меня:

– Ты можешь погибнуть.

– Но Лакс останется в живых?

Страттори замялась.

Этого я и добивался.

– Переведите это на меня.

– Джеймисон, не надо. – Роджер потянул меня за плечо.

– Я не дам ей умереть!

Его сильные руки крепче сжали меня.

– Джеймо, я понимаю. Но ты в буквальном смысле не сможешь это сделать.

– Он прав, – согласилась доктор Страттори. – Без четко высказанного согласия Лакс я не смогу пустить в ход свою магию. Даже если очень захочу.

Это были самые добрые слова, какие я когда-либо слышал от сурового доктора, но все равно руки чесались свернуть ей шею.

Надо разбудить Лакс. Кто-то должен привести ее в чувство.

Я схватил Роджера за руку:

– Открой свою заначку для мести.

– Чтобы ты пожертвовал собой?

– У нее появится шанс, пусть даже небольшой!

– Джеймисон, прошу тебя, она не согласится на это…

– А мне все равно! – Мой голос эхом разнесся по всему закулисью.

Вольф хотел было шикнуть на меня, но промолчал. Нам не стоило привлекать к себе внимания, нужно вести себя как обычно, но без Лакс ничего не было «как обычно». Без нее вообще ничего не было.

Роджер наморщил лоб. Я понимал, что загнал его в угол, но отступать не собирался. Помогу ей, чего бы мне это ни стоило.

– А давайте я! – Милли взяла Лакс за руку. – Доктор Страттори! Если нам удастся разбудить Лакс, вы сможете перенести ее рану на меня?

Нана побелела:

– Что? Ни в коем случае!

– Тебя это тоже убьет, – сказала доктор Страттори. – Даже несмотря на то, что в тебе течет магическая кровь, таких страданий не вытерпеть никому.

А Лакс терпела. Терпела несколько месяцев и никому не жаловалась. Одна.

Одна. Я схватил Милли за руку:

– А если перенести на нас обоих?

Доктор Страттори взглянула на меня как на сумасшедшего.

– А если мы возьмем на себя это вместе? – Я не успевал подбирать слова. Надо торопиться, она в любой миг может уйти от нас. – Если мы разделим боль на двоих, наши шансы выжить повысятся?

Ее брови сошлись на переносице.

– Никогда еще не делала ничего подобного.

– Но это возможно?

– Любой другой доктор из семьи Страттори сказал бы – нет, – осторожно заговорила она. – Большой риск, что вы оба умрете. Но… может быть.

Милли встретилась со мной глазами:

– Давай попробуем.

Я снова развернулся к Роджеру:

– Приведи ее в чувство. Раскрой свою заначку для мести.

Он то сжимал, то разжимал челюсти, прикидывая разные варианты. Наконец выудил из кармана бархатный мешочек. На пол высыпались драгоценные камни.

– Скорее!

Лакс такая холодная, такая бледная, ее грудь больше не вздымалась и не опускалась…

– Вот, нашел. – Роджер положил на ладонь рубин.

Мы с Милли сплели пальцы. Она решительно кивнула мне.

– Сестренка, очнись, – зашептал Роджер. – Ты бодра и весела. Чувствуешь прилив сил.

С рубина, точно капельки крови, посыпалась красная пыль.

– Вставай же, Лакс, девочка моя. Ты чувствуешь нашу любовь к тебе и хочешь открыть глаза, увидеть нас.

Но ее тело оставалось холодным, таким холодным…

– Ты хочешь поцеловать Джеймисона, – попытался Роджер.

Милли коротко улыбнулась.

И ресницы Лакс затрепетали.

Я сжал ее руку, и сердце зашлось от радости.

Страттори склонилась над ней:

– Лакс Ревелль, с твоего разрешения я переведу твою смертельную рану на Милдред Ревелль и… вот этого молодого человека.

Я метнул сердитый взгляд на доктора Страттори. Слово «смертельная» нам ничуть не поможет уговорить ее.

Лакс не ответила, но ее лицо еле заметно напряглось.

– И на меня, – заявил Роджер. – Умирать – так всем вместе.

И положил руку поверх моей и Милли. Меня захлестнуло теплое чувство благодарности.

Но Лакс все равно не шевелилась.

– Лакс, пожалуйста. – Я погладил ее по щеке. – Позволь, мы тебе поможем.

– Нет. – Слово прозвучало очень тихо, но отчетливо. – Хватит страданий.

– Поделись своим бременем, и мы все будем живы.

Роджер наклонился к Лакс:

– Не строй из себя мученицу. Ты же сама мне это говорила.

Лакс попыталась приподнять голову, но опять зашлась в приступе кашля. Все тело сотрясалось, между спазмами она едва успевала вдохнуть.

Я бросил взгляд на Роджера, но он покачал головой. Больше он ничего не мог сделать.

Я прижался губами к ее лбу – он был холоден как лед.

– Я же говорил, мы вместе найдем решение. Вот оно. Прими нашу помощь.

Она покачала головой, и по щеке скатилась слеза.

Ох уж эти упрямые Ревелли.

– Ну хотя бы раз в жизни скажи «да», – умолял я. – Пожалуйста. Если не ради себя, то ради меня.

Она крепко зажмурила глаза.

– Лакс, черт бы тебя побрал! – Колетт схватила ее за щеки. – Ты обещала, что теперь мы все будем делать вместе. Так что не вздумай умереть у меня на руках. Мы справимся. Ты меня слышишь?

Ее веки опять затрепетали. Глаза нашли меня. И Колетт.

И наконец она кивнула.

– Действуйте же! – закричал я доктору Страттори, еще крепче сжимая руку Лакс.

Элен медлила:

– И все-таки, поскольку ты не владеешь магией, неизвестно, чем это кончится…

– Действуйте! – взвыла Милли.

В тот же миг накатила боль. Словно острые сосульки пронзили мне голову, грудь, все жизненные органы. Я прикусил язык, сдерживая крик…

Нет. Я все-таки закричал. Открыл глаза, преодолевая слепящую боль, чтобы посмотреть, как там Лакс…

Боже мой. Такие муки ей приходилось терпеть много месяцев. И даже лет.

Я все крепче и крепче сжимал ее руку. Если я погибну, спасая ее, если она будет винить себя в этом…

– Давайте я тоже помогу! – прозвенел где-то вдалеке голос Колетт.

– Она не согласится. – Голос Элен Страттори по-прежнему звучал холодно и бесстрастно. – Разрешила только им троим.

– Лакс, не упрямься! Позволь помочь!

– Переведи на меня! – воскликнула тетя Кэролин.

– И на меня!

Вперед ринулись все. Тетушки в платьях для канкана. Вольф и другие дяди. Нана. Двоюродные сестры. Троюродные братья. Все Ревелли, кто был за кулисами, тянулись ладонями к Милли, ко мне, к Роджеру, к самой Лакс.

Ради своей примы они были готовы вытерпеть страдания. Ради своей племянницы, внучки, сестры, подруги. В благодарность за все, что она для них сделала, они вынесут любые муки.

– Нет! – закричала Лакс, но на ее щеках, подобно первым проблескам весны после унылого зимнего холода, расцвел едва заметный румянец.

Я погладил ладонью ее потеплевшее лицо:

– Прими их помощь.

По ее щеке скатилась слеза.

– Хватит приносить жертвы ради меня.

– Они твоя семья, и они тебя любят. – Я потянулся губами к ее уху. – Прими.

– Не могу!

– Позволь им, – прошептал я. К нам тянулось все больше и больше рук. Все девяносто шесть Ревеллей. – Не надо и дальше нести это бремя в одиночку.

Я не увидел, а почувствовал, как наконец она дала свое согласие.