– Эгей! – крикнул Гефестай. – Готово!

– Распрягайте, хлопцы, коней! – отдал команду Лобанов. – Берите вы четырех, и мы!

– Не имеете права! – захрипел возница, с ненавистью глядя на Сергея. – Это лошади Девятого Аквитанского легиона!

Лобанов сунул ему под нос «удостоверение».

– Имею! – веско сказал он. – Девятый Аквитанский… Легатом у вас не Попликолла случайно?

– Поп-пликолла… – пролепетал растерянный возница, узревший печать самого принцепса.

– Далеко лагерь?

– Да как сказать… На берегу Дурания[131]лагерь, рядом с Биолиндумом…

– Ага… – сказал Лобанов. – Ну ладно, догоняйте!

– Вот и седла пригодились! – радостно воскликнул Эдик.

– Живо седлаем!

Удивленные лошади безропотно дали себя выпрячь и оседлать. Кадмар сбегал за арбалетом и мечом Лобанова, и Сергей крикнул:

– По коням!

– Догнать и перегнать! – заорал Эдик.

– Даю поправку: догнать и перебить!

Обозные лошади были не чета вороным скакунам, но рысили, старались. А вот Радамист допустил ошибку – ехал не спеша, полагая, что пешком конника не догнать. Ехал младший питиахши, любовался видами, совершенно не учитывая фактор находчивости. И фактор внезапности.

В последнюю секунду жизни он нюхал сорванный листочек, растертый в пальцах, а миг спустя падал с седла, слепо хватая пальцами окровавленный наконечник стрелы, торчащий из груди.

Четверо нумидийцев полегли разом – арбалеты выстрелили залпом. Испуганные вороные закрутились, но быстро опомнились, признав хозяев.

– Хороший мой, хороший! – ворковал Лобанов, гладя альпа. Конь хватал его за руку теплыми губами.

– Письмо! – крикнул Искандер, склоняясь над трупом Радамиста.

Он бережно вынул кисту – кожаную трубочку-футлярчик с оловянной печатью на черной бечевке. Аккуратно вскрыв кисту, Искандер достал скрученный папирус и развернул его.

– «Легату Лукию Геллию Попликолле от Гая Авидия Нигрина, – громко зачитал Искандер. – Сальве! Послужить благому делу ты можешь, выдвинув вверенные тебе когорты к Риму. В канун июньских ид триремы Мизенского флота будут ждать тебя и твоих воинов в бухте Пана, что против Нарбо Мартиуса. По прибытии разместитесь в Лаврентском лесу».

– Во как! – прокомментировал Гефестай.

– Канцелярские принадлежности с собой? – деловито спросил Лобанов.

– Всегда!

– Пиши!

– Диктуй!

– Текст тот же, только дату смени. Не «в канун июньских ид», а «в июльские календы»![132]

– Понял!

Прилежно выводя буквы, подделываясь под руку Нигрина, Искандер написал письмо, скрутил и сунул в кисту.

– Готово!

– Моя очередь, – сказал Эдик и занялся печатью. С помощью иглы он сковырнул оловянный кружочек, обвязал кисту по новой, вдел шнурок в печать и обжал ее, пристукивая камнем через кожу.

– Как тут и была!

– Вперед!

Оставив обозных лошадей пастись рядом с дорогой, команда Лобанова вскочила на своих и помчала на север, к Дуранию.

5

Биолиндум

Дорога вильнула, стелясь подле края утеса, и сквозь чахлые, кривые сосенки Лобанов разглядел мутный Дураний, подобно коричневой змее петлявший по зеленой долине. На том берегу, среди лесистых холмов, четко очерчивал углы военный лагерь. И стены, и башни были рублены из дуба, а правильные линии стриг и хемистриг застраивались деревянными бараками. С двух сторон к каструму примыкал канаб – городишко Биолиндум.

– Сделаем так, – решил Лобанов. – Акун, Кадмар, Уахенеб и Регебал останутся за стенами. Мы проходим в лагерь, а вы ждите в канабе.

Рабы кивнули.

Контуберний «спецназначения» перешел через мост и углубился в лабиринт канаба. Похоже было на заброшенный колхоз, не одолевший рыночных отношений после идиотской перестройки, – те же скособоченные избы, поваленные заборы, волосатые мужики на ступеньках крылечек…

Створка ворот, ведущих в каструм, была открыта. Рядом, оперевшись на копье, дремал страж. На верху башни, смахивая на вертухая, топтался еще один легионер.

Приближение Лобанова, его друзей и рабов пробудило стража ворот. Хмурый воин осведомился:

– Куда прешь?

Лобанов поднял над собой кисту с письмом.

– Письмо для Лукия Геллия Попликоллы! – громко оповестил он.

Страж свистнул, часовой на башне дунул в трубу. Из-за ворот показался более чем упитанный кентурион. Дыша ртом, он оглядел прибывших и скомандовал:

– Проходите! Без оружия!

Лобановцы сняли перевязи и передали рабам. Акун и Кадмар взяли под уздцы по паре вороных и повели прочь. Уахенеб с Регебалом повлекли мустангов из Камарга.

– Пошли! – обронил Лобанов.

– Прямо в логово врага! – восхитился Эдик, но Сергей уловил нотку неуверенности в его голосе.

Они дошагали до претория, застроенного добротными двухэтажными домами из дикого камня и бревен. Кентурион подвел «спецназовцев» к дому легата и притормозил.

– Ты входишь, – ткнул он пальцем в Лобанова, – а вы ждете здесь!

Сергей открыл дверь и прошел темным коридорчиком в светлую комнату. Передняя стена ее была завешена огромной медвежьей шкурой. Напротив двери располагался крепкий, тяжелый стол. За крепким, тяжелым креслом торчали штандарты – имаго и аквила. Под столом хоронился сундучок.

Лукия Геллия Попликоллу Лобанов разглядел не сразу. Легат неподвижно стоял возле узкого окна и дышал свежим воздухом. Рама, заделанная промасленным полотном, была открыта по случаю жаркой погоды.

– Сальве! – грянул Лобанов.

Попликолла оглянулся и протянул руку. Сергей подошел строевым шагом и вручил письмо. Наступал самый ответственный момент… Попликолла пробежал письмо глазами, кивая и оттопыривая губу.

– Благодарю… – промычал он. – Как тебя?

– Радамист! – гаркнул Лобанов.

– Благодарю, Радамист. Я ждал этих вестей. Задержись, я составлю ответ…

С этими словами легат вышел, а Сергей перевел дух. Кажется, проносит…

Вновь в коридоре загрюкали шаги, и в комнату ввалились Мир-Арзал и Даврон. Лобанов похолодел и отступил к стене. С улицы донеслись крики, он узнал голоса Эдика и Гефестая. Потемнело – в оба окна просунулись галлы-ауксиларии, натягивавшие луки.