Меньшов, Фил, Бруно и оставшиеся Воины с офицерами, вооружившись снайперскими винтовками и арбалетами, не слезали со стены, отстреливая северян одного за другим.

Волконский зачаровывал арбалетные болты на Огненный урон, а Рома то и дело лез в мозги подкатывающим к стене северянам…

Пожарский сращивал кости, штопал раны, колдовал над ожогами и отрезал в случае необходимости поврежденные конечности…

Пылаев рвался в бой, но приставленный к нему Хмурый зорко следил, чтобы Аден разрушал вражеские плетения.

Безухов переживал свой личный кризис — северяне плевать хотели на тесные связи его семьи с Севером, в результате чего ему пришлось сражаться за свою жизнь.

Вообще, Феде повезло — в начале боя одаренный северный волк сумел каким-то образом сбить шлем УГа и отсечь парню левое ухо, но гимназист каким-то чудом уцелел, отделавшись заражением крови.

Ги’Дэрека периодически блевал, но мужественно не покидал свой пост — вдруг северяне решат повторить свой прорыв через подземелье?

Я очень опасался за ментальное состояние Антуана — все-таки смотреть на сотни утопленников, такое себе зрелище — поэтому приставил к нему Жилика.

По-моему, ушлый зэк умудрился где-то найти фляжку с вином и «подбадривал» Антуана как мог.

Что до остальных — все было… непросто.

Толстой с Ольгой, несмотря на все усилия Пожарского находились на грани жизни и смерти, истощенный Грозовой бурей Громов до сих пор не приходил в сознание.

Прокудин-Горский без вести пропал, Безухов валялся в лазарете и жалел себя, Айна замкнулась в себе, переживая смерть Алабая.

Горчаков обещал найти Игоря, если он жив, но я, честно говоря, уже не надеялся…

А вот Алексия порадовала, несмотря на дичайшее отчаяние, которое так и перло от неё в эмоциональном плане, беспрекословно помогала, взяв на себя пищевой вопрос и работу с магическими свитками.

Я же из последних сил поддерживал ауру, не вступая ни с кем в разговоры и лишь изредка перебрасываясь парой слов с осунувшимся штабс-капитаном.

Ну и постреливал навесом из верного Урагана, благо добросердечные зрители прислали целый ящик гранат.

Ей Богу, даже не представляю, чтобы с нами было, если бы не стена.

Хотя чего там… Представляю — ушли бы в подполье.

Вот только несмотря на высокие стены и замок, я чувствовал, как в душе у многих начинает зиять огромная дыра.

Не зря говорят — ксурова война калечит души сильней, чем тела.

Ещё и это ожидание, перемешанное с эмоциональным выгоранием и смертельной усталостью…

Ударят северяне в полночь или нет? Что уже полночь? Ударят ли в течение часа? Ведь они совершенно точно не спят, я чувствую под Пеленой какое-то оживление…

А может использовать Нить Судьбы уже сейчас? Нет, ещё рано, а больше такого шанса не будет…

Что, уже два ночи?

Ударят под утро? В тот момент, как идет самый сладкий сон?

Сколько? Четыре утра? В чем же ксуров подвох…

— Михаил.

Кажется, в какой-то момент я всё же заснул стоя между бойниц.

— Да, Василий? — я потёр глаза и впился взглядом в перепаханную Огнём и Скверной землю, на которую указывал штабс-капитан Сасс. — Нас всё-таки штурмуют?

— По-моему наоборот. Смотри.

— Не понял, — я, не веря своим глазам, уставился на кучку северян, впереди которых стоял высокий Воин с волчьей шкурой на плечах. — Их, правда, всего… сотня?

— Я знаю, что это такое, — неожиданно отозвался вернувшийся на стену Горчаков и тут же пояснил. — Иван рассказывал.

— И что это? — нахмурился Сасс.

— Ритуальный поединок военачальников, — Александр снял шлем своего УГа и кивнул на выступившего вперёд северянина. — за право именоваться Владыкой Севера.

— Чую обман, — тут же отреагировал Сасс. — У нас есть спецы по северянам?

— Толстой, — вздохнул Горчаков. — Он мне многое про них рассказывал.

— А из офицеров? — уточнил я.

— Уже нет, — мрачно отозвался Сасс.

— Александр, — я посмотрел на Горчакова, — выкладывай все, что знаешь. Ваня тебе точно что-то рассказывал.

— По идее, — Горчаков поскреб затылок, — никто кроме северян не может претендовать на звание Владыки Севера… Но с другой стороны в твоем наделе лежат самые настоящие льды…

— Очень сомневаюсь, — ядовито отозвался Сасс, — что кому-то из северян будет дело до Михаила. Тянут время.

— Я тоже так считаю, — кивнул я. — Да и его… свита. Если не ошибаюсь, там одни старики.

— Оставили кого не жалко, — согласился Сасс. — Думают, что нас много и решили таким образом прикрыть отход оставшейся армии.

— Оставшейся? — скептически переспросил я, чувствуя на периферии сознания вспыхивает знакомая искра сознания. — Четыре-шесть тысяч северян — это далеко не горстка…

— Это обмен, — неожиданно произнес Горчаков. — Он жертвует собой в обмен на отступление своих войск домой.

— Честно говоря, — я с сомнением посмотрел на Сноу Вурста. — этот тип не похож на человека, который пожертвует собой.

— Ещё бы, — хмыкнул Сасс, — он тебя съест и не подавится.

— Точно! — Горчаков хлопнул себя по лбу, — бросая вызов он признает тебя за равного! Это своеобразная плата за твою жизнь.

— За мою жизнь? — я усмехнулся на слова Александра. — Это мы ещё посмотрим.

— Михаил, — Сасс схватил меня за руку. — Ты же не собираешься…

Как хорошо, что на стене около меня находились только штабс-капитан да Горчаков…

Если бы мои слова услышал Мирон или Фил, или, не дай Бог, Хмурый, я бы замучался им объяснять свой… план.

— Ты вот что скажи, Саш, — я не торопился отвечать на вопрос штабс-капитана. — Когда ты искал Игоря и выпускников, не встречал ли… северянина-одиночку? М-м-м, опасного такого?

— Как точно ты его описал, — поморщился Горчаков. — Был такой, я хотел было его ликвидировать, но… опасный, да. Очень точное слово.

Не знаю как, но я чувствовал, что тот самый опасный северянин-одиночка, находится сейчас в левом леске, который чудом пережил горнило вчерашней битвы.

И этот северянин был не кто иной, как Норт-Фрагир.

И это значило, что мне стоит поспешить, пока Норт не приступил к реализации своей цели.

В голове сам собой вспыхнул план, и я, впервые за эти бесконечные сутки почувствовал проблеск эмоций и хищно улыбнулся.

— Если он, — я кивнул на Сноу Вурста, — каким-то образом сумеет меня одолеть, перебейте их всех. Нам не нужен такой Владыка Севера.