В последние дни политические дела мало подвинулись вперед. Англия продолжает заявлять какие-то свои[11] условия для участия в конгрессе, но в таких выражениях, что трудно даже понять, в чем заключается различие во мнениях обоих кабинетов. Это какой-то диалектический спор, основанный на обоюдных недоразумениях и запутанных выражениях, а из-за него происходит остановка в созыве конгресса. По-видимому, Англия сама не знает, под каким благовидным предлогом расстроить конгресс.

Из Вены же последние сведения были как будто несколько успокоительнее. Принц Александр Гессенский был приглашен в Вену и вел переговоры с императором Францем-Иосифом и с графом Андраши. Вчера на совещании у государя было прочитано письмо принца. Из него видно, что в Австрии нашли недостаточно любезным последнее письмо государя и вообще остались недовольны всем ведением дела с Турцией без соучастия Австро-Венгрии. Ясно, что в Вене желали бы иметь более осязательный повод к занятию Боснии и Герцеговины.

Государь по соглашению с канцлером решил послать в Вену Игнатьева, чтобы разъяснить возникшие недоразумения и постараться уладить их. С ним посылается новое собственноручное письмо государя к императору Францу-Иосифу. По мнению многих выбор Игнатьева для этого поручения неудачен: Игнатьева не любят в Вене; он состоит в личной вражде с Андраши. Но канцлер прямо признает, что другого нет, кто мог бы исполнить подобное поручение. Граф Игнатьев выезжает завтра. Ему дана carte blanche придумать в договоре с Турцией приемлемые для нас изменения, чтобы только успокоить Австро-Венгрию.

18 марта. Суббота. Целую неделю не выхожу из комнаты по болезни; первые дни не мог вовсе заниматься делами; можно было опасаться тифа. Сегодня намеревался выехать с докладом, но врачи не пустили, и действительно было бы преждевременно; чувствую себя еще очень слабым.

Граф Гейден после доклада у государя приехал ко мне, чтобы передать приказание его величества. В эту неделю политическое положение еще мрачнее, чем прежде; лорд Дерби вышел из правительства; в Англии призывают резервы; о конгрессе уже нет и речи. Телеграммы от графа Игнатьева из Вены еще не заключают в себе ничего определенного. Государь встревожен, видит необходимость разрыва с Англией; а канцлер всё по-прежнему чего-то выжидает и только рассылает ответные телеграммы в стиле древних авгуров.

Граф рассказал мне, что сегодня опять была в его присутствии сцена между государем и канцлером, который при чтении записки, составленной по моему поручению генералом Обручевым о настоящем положении дел, не хотел даже входить в рассуждения, повторяя, что теперь дело до него не касается. Государь с горячностью опроверг этот взгляд канцлера, высказав ему, что в настоящих обстоятельствах политику нельзя так отделять от военных вопросов, и приказал графу Гейдену поручить мне составить телеграмму к великому князю Николаю Николаевичу относительно предстоящего образа действий. Князю Горчакову он приказал побывать у меня, чтобы сговориться относительно редакции телеграммы.

В то время как мы с графом Гейденом сочиняли телеграмму, приехал ко мне генерал Обручев, а вслед за ним неожиданно влетел в мой кабинет сам канцлер с бароном Жомини. Мы прочли ему только что сочиненную телеграмму; но и тут он устранил себя от всяких рассуждений, повторяя только свою обычную фразу, что умывает руки, так как уже полтора года не следуют его советам и мнениям. Я пробовал поставить категорический вопрос: да что же, по его мнению, можно бы теперь нам делать?! Имеет ли он что-либо предложить, чтобы избежать войны? Канцлер не дал прямого ответа на эти вопросы. Бросив несколько бойких фраз, он удалился в сопровождении неразлучного своего наперсника.

Сочиненная мною телеграмма была переписана, и, прежде чем я успел отослать ее на высочайшее утверждение, приехал ко мне сам государь. Он пробыл у меня с полчаса; разумеется, разговор шел исключительно о теперешнем натянутом положении дел и новых проделках Лондонского кабинета, причем государь повторил слышанное мною уже не раз замечание: «Когда честный человек ведет дело честно с человеком бесчестным, то всегда останется в дураках». Проектированная телеграмма была вполне одобрена и отправлена.

В то время, пока у меня в кабинете велись все эти серьезные разговоры, внизу молодежь моя беззаботно веселилась: шла репетиция домашнего спектакля. Перед обедом же навестил меня Грейг. И он уже перестал заступаться за британцев.

21 марта. Вторник. Вчера выехал в первый раз из дому. К часу дня был приглашен во дворец вместе с князем Горчаковым, а потом ездил в манеж для предварительного осмотра новых орудий, вводимых в нашей артиллерии. Сегодня был во дворце с обычным своим докладом, по окончании которого присутствовал при докладе канцлера. Ожидают вечером возвращения графа Игнатьева из Вены и по разным признакам полагают, что он не привезет нам ничего утешительного. Из Лондона ожидается циркуляр ко всем большим дворам, но какого содержания – неизвестно.

Государь очень озабочен известиями, доходящими из армии о здоровье и в особенности о нравственном состоянии князя Николая Николаевича, который, по-видимому, был в полном очаровании из-за окончания войны и в твердом уповании на возвращение в Россию. Теперь, начав получать настоятельные повеления о приготовлениях к занятию Босфора, он, как кажется, совсем потерял бодрость духа и находит во всем затруднения. Государь очень недоволен вялым его образом действий и неисполнением повелений; идет речь даже о том, чтобы заместить великого князя другим лицом, и по этому случаю мне было поручено переговорить с генералом Тотлебеном, хотя он еще не оправился от болезни. Вчера, когда я представлялся императрице, чтобы выразить мою признательность за участие, с которым она интересовалась ежедневно о моей болезни, она также завела разговор о замещении великого князя Николая Николаевича. Я упомянул в числе кандидатов о великом князе цесаревиче, но императрица резко восстала против этой кандидатуры: «Non, de grâce, c'est impossible»[12].

Сегодня государь при большом числе присутствующих смотрел новые орудия в Инженерном манеже. Всем понравилось более всего скорострельное орудие Барановского (калибра 2,5 дюйма). По общему желанию артиллеристов государь разрешил переменить цвет окраски артиллерийских лафетов и зарядных ящиков: вместо яркой зеленой будет введена темно-зеленая краска, более практичная во всех отношениях.

22 марта. Среда. В 11 часов утра собрались у государя, кроме двух великих князей, князь Горчаков, граф Игнатьев, граф Адлерберг и я. Посольство Игнатьева оказалось решительно безуспешным; привезенные им сведения о настроении Австрии и требованиях, заявляемых графом Андраши, превосходят всё, что можно было ожидать худшего. Венский кабинет уже не довольствуется условиями Рейхенбергского соглашения. Между тем в газетах напечатано содержание циркулярной ноты Лондонского кабинета к представителям Англии в главных государствах. Циркуляр этот появился в газетах ранее, чем официально предъявлен кабинетам. Поразительна наглость, с которою англичане извращают факты и толкуют по-своему условия Сан-Стефанского договора.