– Только не напугай, – сказал Иггельд. Оносторожно открыл окно, тихонько скрипнуло, он замер, скрип показалсяоглушительным. – Все, Елдя, прощай!.. Подай мне Черныша.

– Его зовут Черныш?

– Давай его сюда.

Елдечук, страшась дракончика и донельзя гордый, сграбастали, покраснев от натуги, поднял до подоконника. Иггельд принял на руки, потомнаконец сообразил, что и Черныша можно в мешок. Тот отчаянно забарахтался,Иггельд запихал с силой, стукнул по голове, и Черныш присмирел, понял, чтоздесь свобода заканчивается, где-то буянить и сопротивляться можно, а где-то нельзя.

Елдечук спросил жалобно:

– А когда придешь?

– Когда-нибудь, – ответил Иггельд. –Когда-нибудь.

Мир уже спал, спали люди, звери и птицы, только соловьи, оникак будто не птицы, пели тщательно, виртуозно, очень умело и красиво, днемслишком много грубого шума и грубых звуков, днем кричат, полагая, что поют,грубые неотесанные птицы, и потому соловьи молчат, а вот сейчас, ночью, поют ипоют, и неважно, что нет слушателей, соловьи поют потому, что не могут не петь…и к тому же знают, что хоть один человек в огромном городе да не спит, слушает,а им лучше один вот такой слушатель, чем целая толпа пьяных гогочущих мясников.

Он скользнул вдоль глухой стены дома, перелез забор иоказался на улице. На миг представил злорадно, каким будет лицо дяди, когдаподождет-подождет, а потом красный от гнева пойдет в детскую комнату, готовыйразорвать на части, а там обнаружит только спящих детей, если Елдечук неперебудит Челбука и Кеича и не расскажет им, что приходил Иггельд и приносилнастоящего дракона, вот такого огромного, в двери не пролезал, вон царапины накосяке…

Злорадство испарилось, едва подумал, что в самом деле ведьушел, а куда идти, во всем городе нет человека, который приютил бы сдраконником на руках, да еще с таким, которого надо утопить как непригодного.

Черныш отчаянно барахтался в мешке, пришлось переложить запазуху. Там сразу свернулся клубочком и затих. Но едва вышли из дома, Иггельдсделал пару шагов и с разбегу наткнулся на столб из металла, так показалось.Вскинул голову, на него смотрел огромный и красный, словно выкованный изкрасной меди, гигант Ратша. Сердце Иггельда застыло, а за пазухой, как назло,зашебуршилось. Не успел перехватить, из распахнутого ворота высунул головуЧерныш.

Ратша крякнул, спросил гулким, как из пещеры, голосом:

– Ого, что это у тебя?

– Это?.. Да это так просто…

– У тебя зверь за пазухой, парень.

– Это не зверь, – ответил Иггельд затравленно.

– А кто?

– Черныш!

– Ах, Черныш, – протянул Ратша. – И куда тыего несешь?…

Голос звучал строго, Иггельд посмотрел в широкое лицо, Ратшауже не улыбался, смотрел внимательно, рука лежит на плече Иггельда, пальцы влюбой миг могут стиснуть так, что захрустят косточки.

– Он… – выдавил Иггельд. – Он…

– Ну-ну, говори.

– Его забраковали, – выдавил с трудомИггельд. – Он должен умереть…

Пальцы на плече разжались. Иггельд не поверил глазам,огромный человек кивнул, произнес с сочувствием:

– Да, это тяжело. Когда человек гибнет, так ему и надо,не жалко. А вот этих… да, жалко. Не знаю почему, но жалко. Ладно, неси,попрощайся с ним.

Иггельд миновал гиганта, еще не веря, что пронесло, пустилсябежать, опомнился не раньше, чем ноги вынесли за пределы города и обжитойдолины. Дыхание из груди вырывалось с хрипами, пот выступил на лбу, а междулопатками взмокло. Мешок, туго привязанный, разболтался при беге, надо быостановиться и привязать снова, но сейчас уже никто не гонится, да и не гнался,а при ровной ходьбе в спину не колотит, только от него жарко даже в этухолодную ночь.

Он отчаянно прикидывал, куда пойти и что делать, а ноги всенесли и несли навстречу рассвету, и когда солнце показалось из-за края, городуже лежал далеко внизу у ног, а он по узкой тропке забирался все выше и выше вгоры. И тогда понял, что неосознанно уже решил, где спрячется, переждет, покаминует для Черныша опасность, а потом вернется в город с большим и сильнымдракончиком, здоровым и быстрым. И все увидят… И все поймут, и все скажут…

Высоко в горах есть еще долина – маленькая, холодная инегостеприимная, насквозь продуваемая свирепым северным ветром, из-за чего тамникто никогда не селился. Иггельд поднимался туда однажды, в надеждеподстрелить горного козла, начался снегопад, а следом – метель, навернякапришлось бы превратиться в ледышку, но просто чудом обнаружил, что одна изщелей ведет в пещеру, просторную, сухую, чистую, а через пещеру к тому же бежитручеек с чистейшей водой.

В тот раз переждал метель, выбрался через заметенный снегомвход, увидел свежие следы коз, поохотился и с добычей вернулся в город. Потомеще поднимался в ту долину, всякий раз добывал либо козла, либо барана, а то идикого кабана: в уголке долины приютилась небольшая дубрава, там обитало целоестадо свиней. На них никто не охотился, и если бы им было что жрать, заполонилибы всю долину и хлынули бы вниз неудержимым потоком.

Сейчас торопливо поднимался по знакомым местам, уже год небыл здесь, с тех пор, как полностью посвятил себя драконам. Ничего неизменилось, это же горы, а не быстрорастущая трава…

Звезды колыхались в небе при каждом шаге. Вообще-то в горахникто не смотрит на звезды, это не ровная, как стол, степь, где иначезаблудишься, в горах ориентирами служат вершины. Он знал, что, кроме него,почти никто ни разу не поднимался выше Города Драконов, только слышали, что всамых горах есть еще клочок ровной земли, там горы источены норами, но никтотам не живет, там такие свирепые ветры, что замораживают даже драконов.

Он поднимался, поглядывая на звезды и вершины гор, воздухстановился все холоднее, а к утру, перед восходом солнца, ему казалось, что онпопал в разгар зимы, дыхание замерзало прямо на губах, облачко пара вылеталобелое, сразу превращалось в крохотнейшие снежинки.

Солнце поднялось из-за сверкающих вершин, ослепило, оннекоторое время стоял, держась одной рукой за стену, другой прикрывал глаза. Вдвух шагах начинается обрыв, бездна, придется идти вот так, вдоль обрыва, адальше, насколько он видел, тропка даже сужалась, над обрывом придетсяпродвигаться, чуть ли не прижимаясь к стене животом… Или спиной, если захочетсмотреть в бездну.

Он хотел повернулся к пропасти спиной, но зашевелилсяЧерныш, начал брыкаться. Задняя лапенция запуталась в рубашке, и если вот тактолкнется в стену, как брыкает в живот, то кувыркнутся с обрыва. Пришлосьприжаться спиной и так • пройти с десяток страшных шагов, глядя остановившимисяглазами в жуткую пропасть, что начинается прямо от его подошв. Все это времяЧерныш шевелился, устраивался, вертелся, даже высовывал мордочку из ворота, но,глотнув морозного воздуха, предпочел обиженно скрыться в тепло и уют, и как разв это время тропка расширилась, можно повернуться и даже чуть отойти от краяпропасти.