Ветер начал усиливаться, толкал в спину. Он ощутил, чтострашноватая долина уже близко, заставил усталые ноги двигаться чаще. Чернышскулил, тыкался мордочкой в грудь, живот, искал привычное теплое вымя.

– Потерпи, – прошептал он, – мы должныдобраться…

Ветер уже ревел, свистел в ушах, толкал в спину, продувал вовсе щели. Отвесные стены впереди сузились, оставался широкий проход, впередиоткрывалась просторная долина, дальше за пеленой вихря видна новая вертикальнаястена, но он от ужаса застыл еще больше: гладкий камень под ногами отполированветром так, словно превратился в ровный блестящий лед.

Он сделал еще несколько шагов, свирепый ветер подхватил,толкнул в спину. Он поневоле побежал, откинувшись всем корпусом назад истараясь противиться, но ураганный ветер опрокинул, потащил по гладкому камню.Иггельд зажмурился, обхватил Черныша и старался принимать толчки на себя, наплечи, на руки, защищая маленького дракончика.

Снизу оцарапало до крови, ветер не стих, но основная струяшла прямо через долину, а его отшвырнуло к внутренней стене. Он осмотрелся,лязгая зубами уже от холода, высмотрел щель, поднялся и побежал к ней, все ещеподгоняемый свирепым ветром.

Из темной расщелины пахнуло нечистым воздухом, шерстью,что-то огромное метнулось навстречу. Он успел увидеть горящие глаза, хищнуюзвериную морду с растопыренными ушами, с приплюснутым, как у свиньи, носом. Онас жуткой смертоносной бесшумностью метнулась мимо, только лица коснулась мерзкаягладкость. Сердце остановилось в смертельной тоске, словно воочию увиделсмерть, повернулся, провожая взглядом, и понял, кого напоминают ему драконы,особенно вот так, в полете, с растопыренными угловатыми крыльями.

Пещера оказалась тесной, даже теснее, чем помнил, но впрошлом году сам был меньше, ветер бессильно ревет у входа, там крутитсяснежок, холодно блестят отполированные до блеска камни. Иггельд, шатаясь, почтитеряя сознание от усталости, пробрался на середину пещеры, сбросил с плечмешок. Теплое одеяло, еды на два дня, огниво, малый запас для растопки первогокостра, маленький котел, всякие мелочи…

Наконец он запустил руку за пазуху, пальцы коснулисьсвернувшегося в колечко тельца.

– Вылезай, лежебока… Здесь будем жить.

Черныш появился из-за пазухи с обвисшими лапами, голова тожебессильно падала на бок, а глаза затянуло пленкой. Ужас ударил в голову,Иггельд вздрогнул от собственного отчаянного крика:

– Черныш!.. Черныш, не спи!

Но с ужасом видел, что Черныш не спит, а умирает или ужеумер. От голода или холода, а может быть, сам придавил насмерть, когда тащиловетром, детеныш дракона первый год жизни вообще слабый и беззащитный, ониодинаково умирают от холода и от жары, умирают от недостатка воды или воздуха,хотя человеку такой воздух кажется обычным, умирают от ушибов, которые незамечают кошки или собаки их размеров.

– Черныш!

Черныш бессильно свисал с ладони, лапы даже не дернулись.Иггельд пощупал, помял, слезы брызнули горячие, он орал, плакал, целовалзастывшую мордочку, положил на землю и вдувал в маленькую пасть воздух,тормошил, теребил, снова дул в рот воздух… в какой-то момент лапки слабодернулись, Иггельд заорал счастливо, теребил и тормошил сильнее, целовал, грелозябшим телом, тельце дрогнуло, про нему пробежала судорога, глазки открылись.

– Черныш! – крикнул Иггельд. От слез почти невидел дракончика, горячие капли падали на мордочку, высунулся красный, какпламя, язычок, слизнул, мордочка перекривилась, слезы горькие и соленые,жгучие. – Черныш, только не оставляй меня!.. Только не оставляй!.. Я жеодин на всем свете!.. Кроме тебя, у меня никого нет!..

Дракончик задрожал. Иггельд поспешно укутал в самое теплоеодеяло, торопливо разжег огонь и, держа Черныша в одеяле, как ребенка,старательно отогревал перед костром. Щель завесил вторым одеялом, заткнулмешком, и вскоре воздух в пещере прогрелся, он сам перестал дрожать, но Чернышанацеловывал, грел дыханием, совал за пазуху, вытаскивал и снова целовал,проверяя, живой ли.

Только сейчас осознал во всей пугающей ясности, что в самомделе порвал со сплоченным обществом смотрителей драконов и даже… людей. Онуложил Черныша на толстое меховое одеяло, сам лег рядом, обнял, а в черепепошли чередой пугающие мысли.

Когда детеныши появляются на свет, дракониха сама разгрызаети поедает скорлупу яйца, освобождает маленького беспомощного дракончика,тщательно вылизывает, мордой придвигает к соскам, да и сам слепой еще и глухойдетеныш находит горячие наполненные молоком соски, ползет к ним, ползет кматери или другим драконникам, чтобы согреться, скулит, привлекая внимание…Правда, когда глаза открываются, он уже начинает исследовать мир, но и тогда завсем следит мать, чаще всего предостерегающе ворчит, чтобы не отползали далеко,а непослушных героев громадной пастью нежно хватает и относит обратно.

Это она поощряет игры маленьких дракончиков, часто сама жеих и начинает, но строго следит, чтобы в азарте не начали друг друга кусатьслишком сильно, но вот теперь этот дракончик целиком и полностью на нем, наИггельде, а он ощутил, что совершенно ничего не знает о драконах, что растерян,испуган и что взял на себя слишком много.

Мелькнула трусливенькая мысль вернуться, но, когдапредставил, сколько насмешек придется вытерпеть, не говоря уже о том, что этимвозвращением погубит Черныша, зажмурился от стыда, помотал головой и сказал,почти прошипел со злостью:

– Нет, назад пути нет, Мы им покажем!

* * *

Черныш бегал по пещере, обнюхивал стены, пол, пробовал жратьпесок, скулил, а когда вышел вслед за Иггельдом из пещеры, от неожиданностискульнул и сел на толстую задницу. Мир огромен, бесконечен, ярок и полоношеломляющих запахов.

Иггельд ходил следом, как заботливая мамаша, а Чернышразрывался между желанием обнюхать старые следы горного козла, проследить, кудалетят такие странные мелкие драконы в перьях, попробовать на вкус зеленый мох,свисающий с камней, погнаться за сороконожкой и все время оглядывался наИггельда.

– Ага, – догадался Иггельд. – Это ж я теперьтвоя мама! Я должен учить, показывать… Ладно, запоминай.

Мы не кочевые артане, сказал он себе, вкладывая в «кочевыеартане» все презрение цивилизованного человека к дикарям. Мы должны выбратьсебе место, где будем жить. И это место должно быть… удобное.

В горах немало пещер, больших и малых, он целыми днямилазил, осматривал, пока не отыскал достаточно просторную, но с длинным узкимлазом со стороны юга. Чернышу в двух местах приходилось почти прижиматься кполу. Зато в самой пещере чисто, просторно, много песка, сухо. Холодный ветертерял силу в длинном изогнутом проходе, в самой пещере сквозняков нет, Чернышвскоре привык к новому месту, он требовал только, чтобы Иггельд находилсяблизко.

В первые дни Иггельд просыпался от тяжести: Чернышпотихоньку снимался со своего места и перебирался к спящему хозяину-папе.Иггельд, проснувшись, сердито отправлял дракончика на его место, тот неохотноуходил, очень медленно и все время оглядываясь, не передумал ли могучий друг,не сжалился ли над его горбатеньким видом, не разрешает ли взглядом, движением…Иггельд, зажав сердце в кулак, покрикивал, и бедный Черныш, тяжело и горестновздыхая, укладывался, делал вид, что засыпает, а сам следил, чтобы Иггельдуснул, тогда можно потихоньку встать и тихонько-тихонько перебежать к нему илечь так, чтобы касаться его боком, лапой или хотя бы кончиком хвоста. Но лучшевсего – мордой, чтобы любимый папочка, открыв еще сонные глаза, сразуувидел перед собой его любящую морду с оскаленными в улыбке зубами.