— А вы?

— Эммет Лефой, — представился он. — Ваша мать обещала мне танец от вашего имени.

— Лефой? Вы, верно, сын Энцо?

Эммет походил на своего отца еще меньше, чем я на мать. Серый костюм, который он носил с легкой небрежностью, подчеркивал и широкие плечи, и узкие бедра. Я попыталась незаметно нащупать туфлю ступней.

— Но, если вы не хотите, мы можем просто побыть здесь, — предложил Эммет, подойдя ко мне и облокотившись о перила.

Ветер взъерошил его темно-русые волосы, слегка вьющиеся на концах. Мама завивала и укладывала мои волосы битых два часа, и все равно не добилась такого эффекта, который у Эммета создался лишь дуновением ветра.

— Хорошо, — согласилась я со смесью благодарности и разочарования. С ним я бы потанцевала.

— Я видел вас в академии, — признался он.

— А я вас нет.

— Неудивительно, — усмехнулся Эммет, повернувшись ко мне. — Вы спешили куда-то с целой кипой книг в руках, и вид у вас был слегка безумный.

— Вот спасибо, — проворчала я, слегка уязвленная его словами. — Отчего здесь, в Фургарте, никто даже не пытается вести себя вежливо?

— Фургарт — ближайший город к Стене, — сказал Эммет. — Может, поэтому здесь особенно сильно хотят жить. А жизнь, как вы возможно уже знаете, Арнелла, не всегда втискивается в рамки. Иногда можно наплевать на приличия. Особенно если из-за Стены потянет хаосом, и твари начнут подбираться ближе…

Я невольно поежилась. В рамках учебной программы первокурсников уже водили к Стене, и никакого желания увидеть ее снова у меня не возникало. Нескончаемое переплетение стволов и ветвей высотой в три человеческих роста тянулось до самого горизонта. Клочья серого тумана просачивались через Стену и оседали пеплом, а Селеста всю обратную дорогу жаловалась, что ее одежда воняет смертью.

— Чтобы между нами не было недопонимания, уточню, что я вовсе не говорил, что вы выглядели плохо, — исправился Эммет. — Вам идет форма. Белая блузочка, черная юбка. Милые туфельки с круглыми носами. Белые носочки и белое белье. Первокурсницы — само воплощение невинности и соблазна.

Я почувствовала, что краснею. Спрашивать, откуда он знает цвет белья студенток, я не стала. Хотя Эммет, судя по внимательному взгляду из-под длинных ресниц, явно этого ожидал.

— Вас кто-то обидел? — спросил он вдруг.

— Вы. Только что.

Он выпрямился, сжимая перила, и слегка откинулся назад.

— Я не хотел, — сказал он. — Простите. Так кто еще вас обидел, Арнелла?

— С чего вы вообще решили, что кто-то…

— Вы сказали, что никто не пытается вести себя вежливо, — перебил он меня. — Значит, я не был первым, кто вас задел. Но вам стоит к этому привыкнуть. Здесь, рядом со Стеной, у нас свой маленький мир. На некоторые правила мы смотрим сквозь пальцы. Есть действительно важные вещи — верность, смелость, чувство собственного достоинства… Любовь. Или влечение. Страсть…

Ага, вот так он и узнал цвет белья, которое выдают в академии. Кто-то поверил его трепотне.

— …а есть условности, которые не играют большой роли. По-видимому, вы привыкли к другому обращению, Арнелла.

— Видимо, так, — не стала я спорить. — И никто меня не задевал.

— Тем лучше для него, — произнес он. — Вы ведь останетесь в академии?

— Не знаю, — честно ответила я.

На бал я шла с намерением найти мужа, но Родерик Адалхард сказал, что принял зачет. Значит, у меня еще есть возможность обуздать свой хаос…

— Вы красивая, — сказал Эммет вдруг.

— Спасибо. Вы тоже… хорошо выглядите.

Он усмехнулся и, протянув руку, накрыл мою ладонь. Прохладные пальцы легонько погладили кисть. Эммета хотелось рассматривать, в его чертах сочетались мягкость и твердость: удлиненный разрез глаз с длинными ресницами и острые скулы, чувственные губы и твердая линия подбородка. Кроме того, он наверняка богат, явно молод и вполне здоров. Куда более выгодная партия, чем мой предыдущий партнер по танцам.

Музыка, доносящаяся из зала, вдруг оборвалась, и в зале повисла тишина. Нахмурившись, Эммет отодвинув штору, и я увидела с десяток патрульных.

— Скоро начнется Охота, — произнес он, не оборачиваясь.

Я же во все глаза смотрела на женщину в парадной форме патрульного. Белоснежный китель подчеркивал высокую грудь, черные бриджи, заправленные в сапоги с серебряными пряжками, бесстыдно облегали стройные бедра. Каштановые волосы, уложенные гладкой волной, спадали на синий плащ, струящийся, словно вода.

К моему удивлению, незнакомка прямым ходом направилась к мастеру Адалхарду, который вышел из толпы. Они обнялись как близкие друзья, словно в этом нет ничего необычного — обнимать женщину на людях.

Эммет задернул штору, словно закрыв занавес на сцене, и повернулся ко мне. Мы очутились так близко друг от друга, что я чувствовала его дыхание на своих губах.

— Это Джемма Кристо, — сказал Эммет, изучая мое лицо. — Вы еще познакомитесь с ней. Она ведет основы стихии воды и артефакторику.

Он шагнул вперед и оперся на перила, так что я, попятившись, оказалась между его рук. Чудовищная интимность! Но что делать? Звать на помощь? Отталкивать его? Попасть в скандал на первом же балу?

— Ты ведь еще не помолвлена, Арнелла?

Мое дыхание сбилось. От Эммета пахло мятой и вином, а в глубине синих глазах плескалась темная бирюза.

— Нет, конечно, нет, я ведь только недавно приехала и потом учеба, и это первый бал… — сбивчиво ответила я и перевела дух. — Друзья зовут меня Арья.

— Арья, — сказал он и улыбнулся. — Мне нравится. Хотя не думаю, что хочу быть просто твоим другом. Ты понимаешь?

Он вдруг склонился ко мне еще ближе, я уперлась ладонями в широкую грудь, пытаясь оттолкнуть, и Эммет нехотя отодвинулся.

— Ты проходил Лабиринт? — спросила я, просто чтобы перевести тему.

— Конечно, — пожал он плечами. — Ты тоже пройдешь через него, и одна из стихий выберет тебя. Не бойся.

— Я не боюсь, — соврала я. — Хотя, по правде сказать, совсем недавно я собиралась запечатать хаос. Он мне не поддается. Самые простые заклинания оборачиваются катастрофой.

— Даже не думай, — отрывисто приказал он. — Если хаос запечатают, ты уже не будешь прежней. Ты не знаешь, какая часть характера или внешности — его проявление. И ты этого лишишься.

— Но моя подруга Селеста говорит, что это разумное решение… — возразила я, сбитая с толку переменой в его поведении.

— Твоя подруга Селеста — дура, — сказал он. — И ты, если думаешь о запечатывании, тоже.

Он отшатнулся и окатил меня таким ледяным взглядом, что я опешила.

— Сам дурак! — выпалила я. — Тебя не спросила, что делать.